Звездные гусары

– Если ясно, то продолжу. Доставили мы пассажира на базу. База у них там в лесу, – пояснил он. – Судя по всему, занимаются какими-то исследованиями. Лаборатория, научные женщины – знаете, эдакие, себе на уме, на лицо страшненькие, строгие, и руки как у прачек, а по всему остальному виду – знатные барыни-сударыни.

– Ну а кроме барынь вы там кого-нибудь видели? – осведомился Кокошкин.

– Начальник базы, – начал перечислять Товарков. – Основательный господин. Упитанный, но умный, по глазам видно. Начальник охраны – этот щуплый, в чем душа держится. Самая значительная часть его фигуры – лучевой пистолет, все остальное не стоит внимания. Ну, выправка вроде военная, но в такой одежде, как у него, не поймешь: комбинезон кого хочешь изуродует, даже Аполлона Бельведерского.

Блеснув таким образом, Товарков на время замолчал и вытащил портсигар.

Дождавшись, пока он закурит и выпустит первый дым, Кокошкин спросил:

– А волосы у этого охранника какие были?

Товарков глянул на него с веселым изумлением:

– Ну вы даете! Волосы какие! Да разве он женщина, чтобы я его волосы рассматривал? Белобрысый вроде бы. Невидный, неказистый. Я и следователю его так описал.

– Штофреген, – утвердительно произнес Кокошкин. – Вы ведь знали, кто финансирует экспедицию?

– Ну, прямо об этом не говорилось, – протянул Товарков, – но мы, конечно, знали. О таких вещах рано или поздно слух просачивается… К тому же и дознаватель подтвердил, так что уж теперь…

– Балясников? – сказал Кокошкин.

Товарков кивнул и вздохнул.

– “Балясников и Сыновья”. Они теперь разорились. Следствие в основном по их делу велось. Пропали люди. И сам Балясников, и двое сыновей. Ну, один был, положим, полупараличный, он больше по санаториям разъезжал, так его и не ищут. Лечится где-то. А вот Кондратий Павлович и Павел Кондратьевич – этих очень даже ищут. У них большие долги остались.

– Стало быть, вы высадили пассажира, – вернул Товаркова к изначальной теме Кокошкин.

– А, высадил и улетел. Через две-три недели должен был забрать его обратно. На том мы и разошлись. М-да.

И он принялся жадно курить.

Татьяна Николаевна, видя, что молчание затягивается, коснулась руки Кокошкина, и тот опять реанимировал беседу:

– И что, вернулись вы через две недели?

– Через три, – сквозь зубы ответил летчик. – Задержался в одном месте – по делу, хоть и пустячному, – и вернулся через три. Судьба! Кто знает, поспешил бы, так кое-кто сейчас жив был бы…

Стефания подобрала камешек, рассмотрела его со всех сторон и бросила в кусты.

Увлеченный своим рассуждением, Товарков заговорил громче:

– Вот что у меня из головы не идет! Иногда ночь не сплю, все думаю… И хоть не из-за меня погиб человек, а все же… Мог бы спасти жизнь. А я лица его даже толком не помню, моего пассажира. Помню, что злился на него. До чего человек был приставучий и вредный! А теперь вот нет его… Судьба.

– Да говорите же толком, злодей! – закричала вдруг Татьяна Николаевна. – Что нам за дело до ваших переживаний! Я вам денег дам, только скажите всё: вы вернулись на Этаду? Что вы там застали? Как погиб ваш пассажир?

Товарков посмотрел на нее удивленно, затем медленно побагровел.

– Простите ее – она беспокоится. – Кокошкин поспешно отстранил Татьяну Николаевну и закрыл ее собой.

– Я не ради денег, – оскорбленно проговорил Товарков. – Я бескорыстно помогаю. Тем более что не давал подписки. Но я бы и с подпиской вам сказал, потому что вижу – вы близки. Они ведь только родственникам сообщают, а иные родственники бывают куда отдаленней от человека, чем друзья или товарищи по полку.

– Чистая правда, – сказал Кокошкин.

– Да, я вернулся туда, – молвил Товарков торжественно и медленно. – В тот лагерь, к исследователям. Через три недели.

Он помолчал и совсем просто завершил:

– Там все брошено, дома заросли дикими растениями, и люди исчезли. Следствие считает, что все они мертвы.

* * *

– Вы читали последнюю книгу господина Юганова? – спросил Аркадий у своего соседа.

Штофреген оторвался от маленького атласа “Лагерь и окрестности”, который составлял в последний месяц. Подобно старинной пиратской карте, этот атлас был населен странными фигурами: г-жа Колтубанова в окружении лемуров – на том месте, где она наблюдает их на стоянке; таинственные зеленые пузыри, внутри которых сидят в безнадежных позах плененные лаборантки – в болоте; лианы, охотящиеся с деревьев на беспечного ученого, что бредет по лесу и записывает свои мысли на ходу в блокнотик.

Этот атлас Штофреген изготавливал для Татьяны Николаевны. Почему-то он не мог заставить себя написать ей. Когда он брал листок и выводил “милая Татьяна Николаевна”, ему начинало казаться, будто он пишет испаряющимися чернилами. Слова выцветали через мгновение после того, как появлялись на бумаге. Он сминал листок и бросал его в печку.

Атлас – другое дело. Там не было слов, кроме самых простых, рабочих: “место, где я заблудился”, “место, где я думал о Вас”, “место, где мы провалились в болото”, “здесь кусаются”, “камень для мечтания”…