Звездные гусары

– Вы следуйте своим курсом, Ливанов, – сказал мне Мухин, – а я попробую оглядеться вон там, левее.

– Для чего? – удивился я. – Нам было приказано держаться вместе. Доходил слух о мятеже в оазисе Наой, и если известие подтвердится, то…

– Вон та ложбинка кажется мне подозрительной, – перебил, не дослушав, Мухин. – Я непременно должен осмотреть ее.

– Да на что вам сдалась эта ложбина? – Я почувствовал раздражение. Мухин был, в общем, предобрый малый, но иногда погружался в задумчивость и выражался невнятно, как бы следуя за вольным потоком своих мыслей и лишь изредка всплывая из него на поверхность.

– Да я скоро догоню вас, – сказал Мухин и направил глайдер к лощинке, видневшейся далеко впереди и чуть справа. Один ее край был обозначен сухим деревом: скрученный его ствол был как будто сделан из пластика.

Я замедлил движение, чтобы не выпускать Мухина из виду. Половина приборов в его глайдере, сколько бы он их ни отлаживал, к концу патруля непременно выйдет из строя, поэтому мне не хотелось терять визуального контакта.

Мухин покружил над лощинкой, точно насекомое в поисках медоноса, а затем вернулся ко мне.

– Что, не нашли? – спросил я, осененный внезапной догадкой.

Мухин глубоко вздохнул во всех динамиках, какие только имелись в моем глайдере. Я уже привык к тому, что он включает все передатчики, поэтому загодя убавил у себя громкость.

– До сих пор душа не на месте, – признался он вдруг. – Как нам только в голову пришло играть на Бурагана?

– Должно быть, это было всеобщее помутнение мозгов, – попытался я его утешить. – Там ведь был Алтынаев, помните?

Штаб-ротмистр Алтынаев всегда служил в полку эталоном благородства и безупречного офицерского поведения.

– И Алтынаев не сказал ни слова против, – продолжал я, – а это говорит либо о том, что ставка была законной, либо о том, что помутнение рассудка постигло решительно всех. И то, и другое должно вас оправдать, по крайней мере, в собственных глазах.

– Нет уж, – сердито возразил Мухин, – мне совершенно безразлично, как я выгляжу в моих собственных глазах, хотя большинство людей отчего-то именно этим и озабочено. А вот Бураган где-то в степи и голодает – это и беспокоит меня больше всего.

Я замолчал, не зная, как еще его утешить. Странно было мне думать, что в иных случаях всего нашего сочувствия не хватает, чтобы сделать другого человека спокойным! И вот я, русский офицер, не гожусь для этой роли, а какой-то полуголый дикий “ватрушка” – он единственный в состоянии спасти моего товарища от глубокой тоски. Мысль философская и требующая развития; но тут мы заметили впереди несколько лошадей и на спине одной – маленького всадника; мы погнались за ними, чтобы посмотреть, куда они нас приведут.

Кони мчались, играя и радуясь. В этой части Варуссы хорошо прижились орловские рысаки, и варучане охотно взялись разводить их. Они полюбили верховую езду, и несколько племен уже спустя десять лет после появления русских не мыслили своей жизни без лошадей.

К несчастью, как говорит Алтынаев, верховая езда развивает в человеке воинственные наклонности; а многие варучане даже и пешие не отличаются мирным нравом.

– Вы узнаете, Ливанов? – закричал прямо у меня в ухе голос Мухина.

Хоть я и привык к его “вездеприсутствию” в моем глайдере, все же я вздрогнул.

– Вы можете не пугать внезапными криками, Мухин? – спросил я резче, чем следовало бы, но Мухин не обратил на мой тон никакого внимания.

– Вы это узнаете? – повторил он.

– Что я должен узнать? – попытался я скрыть раздражение.

Мог бы и не стараться – Мухин явно не замечал моего состояния. Он весь был поглощен своим открытием.

– У него в руке сломанная палка – знак оазиса Наой! – возбужденно объяснил Мухин.

– Как вы могли разглядеть отсюда сломанную палку? – не понял я. – И из чего вы вывели, будто она – знак Наоя?

– Я читал труды профессора Камнепадова, – сообщил Мухин рассеянно; очевидно, его внимание было приковано к юному всаднику.

– Вы? Вы читали Камнепадова?

Я не верил услышанному, хоть и успел уже познакомиться с Мухиным достаточно близко, чтобы знать: подпоручик никогда не лжет и не хвастает, а говорит все как есть.

Профессор Камнепадов был ученый червь и первейший зануда во всей империи; он был один из первых, кто посетил Варуссу. Вернувшись из новой, еще неисследованной колонии к себе в Москву, он засел за необъятный письменный стол, отъел здоровенный кусок московского кренделя и, подкрепив таким образом растраченные силы, в рекордно короткий срок – за два года – разразился двенадцатитомным “Энциклопедическим описанием Варуссы, со ста сорока таблицами, живописующими фауну, флору, быт, нравственные и религиозные типы аборигенов, а также физиогномические типы, включая родовые знаки, татуировки и секретные символы”.

Фамилия “Камнепадов” вызывала у нас комические ассоциации, а книга его представлялась неудобочитаемой и к тому же устаревшей. Считалось, что профессор многое попросту домыслил. К примеру, откуда ему знать “секретные символы” варучан?

Удивительно, что Мухин потрудился изучить это сочинение да еще принял все изложенное там на веру!