Звездные истории

– Боюсь, что нет, – вздохнул он, и его щупальца безнадежно повисли. – У нас не принято показывать записи экспериментов представителям тех цивилизаций, для которых здесь готовили системы моральных принципов.

– Ясно, – сказал я и повернул вездеход.

– Улетаете? – обрадовано спросил начальник.

– Да, – твердо сказал я. – Ваши разработки очень интересны, но…

– Но что? – нахмурился начальник.

– А то, что у нас на Земле и сейчас убивают – не так часто, как сто лет назад, но все же… И воруют – ох, как воруют! А уж относительно прелюбодеяний я вам скажу…

– Не надо, – прервал меня начальник. – Я все понимаю.

Он перекатывался за мной по дороге и кричал вслед:

– Мы делаем все, что можем! Но мы же не виноваты в том, что мы хотим, чтобы было как лучше, а получается как всегда!

Я добрался до звездолета, поставил вездеход в гараж и задраил люки.

– Да! – вспомнил я уже после того, как корабль вышел из атмосферы. – Этот тип так и не сказал, почему планета не имеет названия!

– А что тут непонятного? – въедливо сказал мой компьютер. – Планета, где экспериментируют над моралью. Только названия ей не хватало…

Воспоминания о будущем

Тот, кто придумывал законы природы, наверняка был уверен в том, что никому и никогда не придет в голову их нарушить. Я сам читал в учебнике физики для средней школы: «Закон природы невозможно нарушить, потому что это невозможно». Впрочем, там, кажется, сказано было иначе, но смысл, можете мне поверить, именно таков. Со временем, однако, люди стали относиться к скорости света (фундаментальному закону природы!) так же, как относятся к дорожным знакам, запрещающим ездить быстрее, чем 250 километров в час. Смотришь, значит, по сторонам, и если не фиксируешь взглядом воздушку дорожной полиции, то жмешь на акселератор и выжимаешь из двигателя и 300, и 400, а порой – если приспичит – и 500 километров в час.

Скорость света, конечно, иное дело, но после того, как Жулавский изобрел свои генераторы, к пределу скоростей стали относиться не лучше, чем к президенту. Одно время у молодежи было большим шиком разогнаться на трассе Солнце-Сириус, перейти световой барьер и дальше шпарить, ничего не видя и не понимая – как получится. После нескольких смертельных случаев было решено поставить на всех трассах Галактики специально для этой цели сконструированные ограничители скорости. Было это, если мне память не изменяет, в 2075 году. С того времени летать в плоскости Галактики стало значительно безопаснее, а то раньше как было? Движешься по трассе, не нарушаешь, и вдруг перед тобой вываливается в пространство невесть откуда звездолет в огненном коконе, и капитан вопрошает с надрывом в голосе:

– Какой это год, не скажете?

Услышав ответ, эти герои космоса обычно хватаются за голову, вопят: «Опять промахнулся!» и газуют по новой, поскольку не только нашкодить, но и исправить положение можно только если перейти световой барьер.

Я хочу сказать, что у меня лично никогда не было желания сорвать ограничитель и включить первую форсажную мощность. Однажды мне пришлось все-таки испытать это мучительное удовольствие – не по своей, конечно, вине.

Я возвращался, помню, с Альбирео, где выступал по местному видео с рассказом о своих юношеских приключениях в Патруле времени. На обратном пути к Земле меня и настиг космический шершень.

Не буду описывать, как выглядит это насекомое, летающее по Галактике в районе третьего рукава. Во-первых, у меня нет необходимого словарного запаса, а во-вторых, я хочу поберечь ваши нервы, ибо ничего более гадкого я не видел в своей жизни. Ко всем прочим прелестям шершень может развивать скорость, близкую к световой. Что остается делать кораблям, за которыми погнался этот мерзкий монстр? Уходить в сверхсвет или вступать в поединок. От одной мысли о поединке у меня свело скулы – я, конечно, уничтожу тварь, но каково будет ее многочисленным детям, которые останутся без матери? Только из этих соображений я сорвал предохранители и нажал на все акселераторы.

Звездолет рванулся, что-то ярко вспыхнуло за бортом, звезды померкли, а потом появились опять, и на табло загорелась надпись: «Скорость 1,1 световой».

Вот тут-то я и понял на собственной шкуре, что означает слово «наоборот».

Надеюсь, читателю не нужно объяснять, что в сверхсветовом режиме все природные процессы идут вспять. Прошлое как бы меняется местами с будущим, будущее – с прошлым, в пространстве минусы меняются на плюсы, а то, что меняться не может по определению, просто исчезает, будто его никогда не было.

Вырвавшись на просторы сверхсвета, я начисто забыл, откуда родом. Вообще говоря, это не имело никакого значения, но ведь именно такие мелочи обычно и тревожат больше всего. «Откуда я родом?» – такой была моя первая мысль после того, как я взглянул на спидометр и обнаружил, что скорость света осталась где-то внизу.

Я не смог ответить себе на этот простой вопрос! Неужели с Фрагаллы? Нет, исключено. Тогда – с Вольфа Шестнадцатого? Нет, с чего бы это? Может, с Арктура? Знакомое название, но я решительно не знал, что оно означает.