Звездные крылья

Сознание глубокого, непоправимого горя царило в сердце Ганны. Юрий слишком быстро ушел из ее жизни. Промелькнул, как сверкающий метеор, своим теплом согрел ее и исчез так же внезапно, как появился.

Со дня гибели Крайнева прошло уже несколько недель. Дни проходили, не оставляя следа. Внешне спокойная, Ганна, как всегда, внимательно и сосредоточенно работала в лаборатории. Только маленькая табличка с фамилией Юрия на двери кабинета выводила ее из равновесия.

Встречаясь с Валенсом, она опускала глаза и старалась пройти побыстрее. А Валенс, замедляя шаг, внимательно всматривался в ее лицо. Смерть Юрия он пережил так же остро, как утрату собственного сына, не подозревая даже, что так сильно любил его.

Но по его внешнему виду никто не мог бы ничего заметить. По-прежнему прямо держал он свои широкие плечи, по-прежнему спокойно смотрели его серые глаза.

Валенс знал, что Ганна и Крайнев любили друг друга, и потому часть своих теплых чувств перенес на нее. Порой ему хотелось подойти к Ганне, просто, по-хорошему поговорить о Крайневе, о ее любви к нему, о своем личном горе.

Молчаливое горе — самое тяжелое. А горе Ганны было молчаливым и суровым. Валенсу хотелось поговорить с этой сдержанной спокойной женщиной, может быть, и собственное горе он сумеет облегчить. Но такой разговор казался ему неуместным, и он всякий раз откладывал его.

После работы, пообедав, Ганна часто оставалась в институтской комнате отдыха. В такие часы рояль заменял ей друзей. Она могла часами сидеть за ним, лениво касаясь клавишей, словно перебирая медленно текущие мысли.

Ее часто видели там, и никто не нарушал ее одиночества. Иногда в комнату заходил Валенс, и тогда Ганна сразу обрывала тихую музыку и переходила на бравурные марши. Но Валенс удалялся, не сказав ни слова, и опять лилась тихая музыка.

Инженер Матяш, друг Юрия Крайнева, почти ежедневно после работы приходил на балкон комнаты отдыха. Оттуда, невидимый, он всматривался в лицо Ганны, и теплое сочувствие обволакивало его сердце. Он понимал ее печаль, вслушивался в тихую музыку, и ему так хотелось чем-нибудь помочь девушке.

Как-то он подошел к Ганне — они были уже давно знакомы — и рассказал, как часто слушал ее музыку. У Ганны сразу же появилось чувство неловкости — словно кто-то подслушал ее затаенные мысли.

И в то же время от этого высокого, мешковатого парня веяло каким-то целительным теплом. Оно как бы растапливало ее горе, и это было ей приятно.

* * *

В тот день, когда газеты принесли известие о гибели самолета и смерти Крайнева, Валя была в отчаянии. Она сидела в гараже на маленькой скамеечке в отдаленном углу и смотрела в одну точку. Слезы катились из ее глаз. Она не вытирала их, не стыдилась своего нежданного горя. Да никто и не обращал на нее внимания: это было горе для всех, многие плакали, и некому было задумываться над слезами светловолосого шофера.

С того дня Валя, как улитка, замкнулась в себе. Она работала по-прежнему точно и уверенно, но улыбки никто уже не видел на ее лице. Юрий Крайнев неотступно стоял перед глазами. Девушка никак не могла смириться с его смертью. Это не укладывалось в ее сознании.

«Когда-нибудь вы будете у меня пилотом на таком вот самолете» — эта фраза Юрия не выходила из ее головы.

И всякий раз при воспоминании о Крайневе у Вали тоскливо замирало сердце. Она ревновала его к Ганне, ревновала зло, по-детски.

Бежать! Бежать скорее из этого института, от открытой черной машины, где каждый винтик напоминает Юрия Крайнева.

Однажды она пришла к заместителю директора института и подала ему заявление об уходе. Тот категорически отказал: Валя считалась лучшим шофером.

Тогда она пошла в приемную к Валенсу и терпеливо стала ожидать своей очереди на прием. Она дождалась и, волнуясь, как девочка, вошла в кабинет директора.

Валенс сидел за столом, спиной к окну. На фоне солнечных лучей, лившихся в окно, фигура Валенса казалась темным силуэтом.

Валя подошла к столу и протянула свое заявление.

— Садитесь, — приветливо сказал Валенс, с трудом разбирая резолюцию своего заместителя. Разобрав, наконец, неясный почерк, поднял на Валю глаза.

Он был из тех, кто близко принимает к сердцу чужую беду. В глазах сидевшей перед ним девушки он увидел подлинное горе. Валенс дружелюбно улыбнулся и спросил:

— Почему же вы все-таки хотите от нас уйти?

— Я не могу больше, просто не могу больше здесь работать, — бледнея, ответила Валя.

— Не можете? Почему? Вокруг вас склока? Нетоварищеские взаимоотношения?

— Нет, нет, просто не могу… просто… это мое личное дело. Мне тяжело сейчас работать в институте стратосферы.

И Вале вдруг захотелось рассказать Валенсу все. Она чувствовала к нему большое доверие. Это случалось со всеми, кто приходил к нему: он ничего не спрашивал, а ему рассказывали все. Для Вали этот разговор был тяжелым, неприятным, и директор отлично это понимал.

— Хорошо, я отпущу вас, — сказал он, — но мне очень жаль. Когда-то Крайнев говорил мне о вас как о лучшем шофере института. Он хотел сделать из вас пилота.