Затем стали медленно зажигаться огни.
Я лежал на спине в помещении шагов в тридцать длиной, с бликующими панелями на стенах и узором из плиток на полу, загроможденном сложной аппаратурой. Большой Нос навис над пультом управления, на котором мигали индикаторы и то и дело вспыхивали какие-то предупреждающие сигналы, сопровождавшиеся писком и скрипом. Рядом с ним седой человек в белой блузе склонился над пультом поменьше, щелкая переключателями. На соседней раскладушке лежал и храпел Барделл.
Я кашлянул, Большой Нос резко повернулся и уставился на меня. Губы его зашевелились, но слов не было слышно.
– Теперь можете развязать меня, доктор Ван Воук, – сказал я. – Я больше не стану буянить.
Прошли полчаса, как всегда делают любые полчаса. Человек с жирным лицом – известный под именем «доктор Вольф» – снял контакты и, пыхтя, стал возиться с моими запястьями и лодыжками, натертыми металлическими браслетами, смазывая их каким-то бальзамом. Седой человек, доктор Эридани, убежал, но тут же вернулся с горячим кофе: в него добавили что-то, вернувшее обычный цвет моим щекам, если не прежний блеск моей гордости. Остальные – Трайт, Томи, Хайд, Джонас и так далее (их имена услужливо подсказывала мне память, как и множество других вещей) – собрались вокруг меня и по очереди сообщали, как они волновались. Единственным, кто держался позади и дулся, был Барделл. Эридани сделал ему укол сульфида, отчего он завопил, но вскоре успокоился, хотя все еще выглядел обиженным.
– Боже мой, Джим, – сказал Ван Воук, – мы уж думали, что потеряли вас.
– Тем не менее я здесь, – отозвался я. – Дайте мне отчет, расскажите все с самого начала.
– Тогда, после создания САВУ – Символического Абстрактора и Визуального Усложнителя – вы дали добро на эксплуатационные испытания, избрав в качестве объекта себя самого. Вас погрузили в легкий гипноз и закрепили на вас электроды. Началась обычная калибровка. Программа была введена, интегратор включен. И тут внезапно энергопотребление скачкообразно увеличилось в десять раз. Были включены защитные устройства обратной связи, но безрезультатно. Я испробовал различные способы, стараясь восстановить управление, но тоже напрасно. Тогда я нехотя возвестил об аварийном завершении работы и отключил энергию – но вы оставались в глубокой коме, не отвечая на сигналы отзыва. Казалось, вы получаете энергию из другого источника, что, по моему мнению, выглядело совершенно фантастично. В отчаянии я попробовал корректирующее перепрограммирование, но оно не помогло. И вдруг – как гром среди ясного неба – вы сами вышли из комы.
– Есть идеи – почему?
– Ни единой. Все было так, словно вмешался внешний фактор. Нервные потенциалы работали на полную мощность – на высшем уровне нервных стимулов, – и внезапно все снизилось до нормы. А в следующий миг вы вернулись к нам.
Я кивнул на Барделла, который сидел на другом конце комнаты, с обиженным видом нянча чашечку кофе:
– А он что тут делает?
– Так ведь это Барделл. Временный сотрудник, использовался как вспомогательный вектор в макетах во время теста. Своего рода… ну, можно сказать, статист.
– А все механические части Машины Грез?
– Чего?.. О, какое подходящее название, Джим!
– Как оно работает?
Ван Воук уставился на меня:
– Вы имеете в виду…
– Давайте притворимся, что я забыл.
– Да. Ну, тогда… э-э… Это же просто первоначальный мониторинг механизма грез, за которым идет стимуляция визуальной, обонятельной и слуховой систем в соответствии с символьным кодированием, чтобы создать у объекта желаемые галлюцинации. Макеты программы занимают смежный бокс…
– Покажите мне.
– Да, конечно, Джим. Сюда.
Он подошел к глухой стене и нажал кнопку. Невидимая ранее стенная панель скользнула назад, открывая две стены захудалого гостиничного номера с медной кроватью и разбитыми окнами. Ван Воук заметил, как я уставился на них, и неискренне хихикнул:
– Пару раз вы вели себя весьма жестко, Джим.
Он повел меня через комнату совещаний, не такую плюшевую и уютную, какой она выглядела прежде; по улице из картона и гипса, по пансиону. Все было потертым и поспешно сколоченным, причем так грубо, что не обмануло бы и слепого.
– Требовался лишь начальный стимул, – объяснял на ходу Ван Воук, – а все остальное предоставляло ваше подсознание.
Серия макетов завершилась тяжелой пожарной дверью, которая оказалась заперта.
– Наши макеты заканчиваются здесь, – сказал Ван Воук. – Дальше идут владения другого агентства.
Путь назад шел через макет заброшенного склада. Я ткнул носком туфли поврежденный манекен, похожий на Барделла:
– А это для чего?
Ван Воук, похоже, взглянул на него с удивлением:
– Это? А, сначала мы собирались использовать манекены, но вскоре поняли, что необходимы живые люди. – (Я заметил, как дернулись его желваки.) – Человек – весьма сложное устройство, его нелегко моделировать.
– И как все это складывается в единую картину? Если я лежал связанный в соседней комнате…
– О, это было лишь в самом конце. Вы… э-э… потеряли контроль над собой. Пришлось успокоить вас легким наркозом.
– Сколько времени прошло с начала теста?