– А что со шведом делать – не посоветуешь? – вслед спросил Неверов. – Сын миллионера, свой самолет есть, даже человечину пробовал. Ни холодом, ни обливанием уже не поможешь! Ты не знаешь, чем бы его таким полечить?..
Полоса крупных разочарований еще не убила надежду, и Опарин решил испытать последний шанс – встретиться с академиком Насадным. В Питер он приехал ранним весенним утром и, невзирая на время, стал стучать в двери – звонок оказался отключенным. Достучался лишь к вечеру…
Исследователь звездных ран кипел от гнева, когда открывал, однако, пытливо взглянув на гостя, смилостивился и впустил. Дело было первого мая, в праздник по советскому календарю, и по этому случаю академик обрядился в парадный костюм с двумя звездами Героя Социалистического Труда и десятком орденов. Столь мощный «иконостас» на груди никак не сочетался с внутренним убранством квартиры, и бескорыстный искатель счастья для униженных и оскорбленных в тот же час отнес Насадного к своим пациентам.
– Что вам угодно, молодой человек? – встретил он журналиста ледяным вопросом, и что бы потом Опарин ни говорил, какие бы доводы ни излагал, каменный тон академика не изменился. Его никак не поколебала повесть об отсидке в политической тюрьме, о доле диссидента в России, впрочем, как и рассказ о журналистской деятельности, приведшей к новому противостоянию власти. И лишь когда он поведал, что ищет страну счастья – Беловодье, иначе говоря, родину человечества, голос Насадного чуть оттаял и сделался старчески дребезжащим.
– Вы больной человек… Понимаете, что вы – больной человек?
– Возможно, – согласился Опарин. – Есть элемент навязчивой идеи… Почему же те, кто считает себя здоровым и выглядит здоровым, ничего не делают?
– Никогда не задавайте мне риторических вопросов, – обрезал академик. – Что вы от меня хотите?
– Указать место, где произошел человек, где пробудился его современный разум.
– Зачем это вам?
– Хочу собрать всех несчастных, обездоленных, страдающих, всех обиженных и невинно наказанных, чтоб поселить в Беловодье.
– Абсурд! Этого невозможно сделать! Никогда!
– Все лишь говорят – невозможно, бессмысленно, неразумно, а кто-нибудь пытался это сделать? А вот я попробую!
– Подобные опыты были, – тяжко вздохнул академик, уклоняясь от блестящего взора. – Двести лет назад такие же романтики бросились за океан, в Америку. Но за ними ринулись полчища летариев… – преступников, человеческого отребья, и Новый Свет превратился в мусорную свалку. Полюбуйтесь теперь на страну счастья, подумайте, на чем она стоит… И так было всякий раз, как только открывали на земле неизвестный материк или остров.
– Как странно! – очарованно произнес Опарин. – Никогда не рассматривал Америку как Беловодье…
– А ее и нельзя так рассматривать. Искали-то Индию, а открыли… еще одну землю обетованную для рабов и сброда. Европа очистилась от грязи, и до середины прошлого века был относительный покой. Нет худа без добра…
– Нет – вы знаете… Я же чувствую!.. Знаете и не хотите сказать. Она же существует, родина человечества?
– Вероятно, где-то существует. Иначе бы люди не искали.
– Но где? Где родился человек?
– Говорят, в Африке, – попытался уклониться Насадный. – От обезьяны, в процессе эволюции. Почитайте Дарвина, и все станет понятно.
– Думаете, не читал?.. Вы же сами не верите в это!
Его больной взор сиял, дыхание стало отрывистым и поверхностным.
– О каком человеке вы говорите? – мрачно спросил академик.
– Знаю, вы работали на Таймыре! И открыли метеоритный кратер… Даже построили там город будущего!
– Сейчас это мертвый город… Вам ни о чем это не говорит?
– Признайтесь, Беловодье – это и есть ваш метеоритный кратер?
– Блаженны верующие…
– Хорошо, не говорите! – замахал руками Опарин. – Вижу, не можете открыть мне тайны. Но я все понял.
– Беловодье – райский сад! Какой к черту сад в Арктике? Вы соображаете? – теперь уже возмутился Насадный. – Земля Санникова – мечта, и не более. Только мечта о Беловодье! Миф!
Опарин улавливал недосказанность, полагал, что академик повязан какой-то клятвой и потому молчит. В общем-то, и правильно делает, поскольку приобщенный к существу вопроса человек и так все поймет.
– Я заселю этот город! – пообещал он. – Продолжу ваше дело. И если есть желание, приезжайте. Там вы будете счастливы.
– Безумец! Ваша община, ваше Беловодье немедленно окажется под властью дарвинов! И вы тоже…
– Под властью кого? – переспросил Опарин.
– Людей, которые живут на свете всего один раз, – поняв, что затронул ненужную тему, уклонился собеседник.
Однако от проницательного журналистского ума уклониться было невозможно. Он нащупал жилу, ключ к разгадке знаний академика.
– Кто такие дарвины? Последователи известной теории?
– В какой-то степени, да…
– А если быть точнее?
– Вы что, следователь?
– Нет, я журналист!
– Не вижу большого отличия, – пробурчал академик. – Журналисты обслуживают власть. А всякая власть сейчас принадлежит летариям…
– А это кто такие?
– Дарвины…
– Я не обслуживаю власть! И никогда не обслуживал! – с гордостью сказал Опарин. – Всегда стоял к ней в оппозиции и делал это интуитивно.