Звездные самураи

По его глазам было видно, насколько безнадежным ему кажется этот план.

— Думаете мы, двое, сильно укрепим гарнизон? Вы и я? Дочь Джоса Хавкена и мелкая сошка из МеТраКора, которые больше съедят, чем принесут пользы?

Она отвернулась, вспомнив как Эллис Стрейкер рассказывал о том, что каньский губернатор сацумского Анклава Ю Сюйень отбыл из системы Сацумы и уже либо прибыл сюда, либо очень скоро прибудет. Если на Истмана не удастся воздействовать просьбами, возможно есть другой путь.

— А вам известно, что Ю Сюйень намерен полностью стереть Каноя-Сити с лица земли?

Истман задумчиво переваривал ее слова, как бы сравнивая их с тем, что знал сам, или прикидывая многое ли из этого ей можно рассказать.

— Честно говоря, я слышал от мистера Стрейкера, будто Гу Цун готов отдать Каноя-Сити за выкуп.

— Но ни у мистера Стрейкера, ни у кого-либо еще просто нет средств на уплату выкупа, — чересчур поспешно парировала она.

— Он говорил совсем другое.

Она бросила на него гневный взгляд.

— И что же интересно он говорил, мистер Истман?

— А то, что, если Гу Цун уведет свои корабли и войска из системы, он готов выделить на его личные нужды солидное количество ауриума.

— Этого не будет, — сказала она, вспоминая о пятнадцати траншах ауриума. То, как сердито отец набросился на нее, вернувшись домой после встречи с Гу Цуном, до сих приводило ее в трепет. Возможно он так рассвирепел из-за унижения которое испытал, видя как каньский адмирал ест с его любимого кантонского фарфора, пользуется его мебелью и вообще живет в его уютном белом особнячке как у себя дома. Но все же так кричать на нее было нечего. Теперь от особняка практически остался только остов. А ведь отец чтобы построить его вынужден был трудиться не один год. И все пошло прахом.

— Кой черт тебя дернул рассказать Стрейкеру об ауриуме? — рявкнул отец.

— Мне показалось, что он тоже должен знать об этом, — ответила она, и следующими словами практически обезоружила его: — Ты сказал мне, что это твой ауриум. А на самом деле он принадлежит ему. Скажешь, нет?

— Ты просто глупая девчонка! — взорвался он. — Знаешь, что ты наделала? Знаешь? Ты лишила нас средств, которых нам с тобой хватило бы на всю жизнь. Стрейкеру так и так был конец. А теперь ты и нас лишила всяких шансов!

Зверь, до поры до времени притаившийся в душе Джоса Хавкена, наконец вырвался наружу — яростный и неуправляемый. Едва успев начать, он уже довел ее до слез, он грубо тряс ее и несколько раз замахивался, будто собираясь ударить, а потом вдруг начинал обнимать и просил у нее прощения. Это было просто каким-то наваждением — демонстрацией абсолютной власти, которую один человек может иметь над другим до тех пор, пока между ними сохраняются близкие отношения.

Она уставилась на Истмана, опустив руку в карман похожего на накидку пальто.

— Так вы поможете мне, лейтенант? Или нет?

Он, мучаясь от нерешительности, несколько мгновений смотрел на нее, затем медленно произнес:

— Очень скоро каньский корабль доставит вас на Сеул. И все будет О'кей. Вот увидите.

— Но ведь до того, как каньцы позволят кораблю с нами на борту покинуть пределы системы, может пройти несколько недель! — Она сжала губы и отвернулась. Разве могла она выдать ему истинную причину, по которой так хотела попасть на Форт-Бейкер? Разве могла она ему сказать, что все это затеяно исключительно с целью найти Хайдена, и что найти его для нее было важнее всего на свете? С точки зрения логики это было необъяснимо. И у нее не было никаких разумных причин. Она просто должна. И уж если Барба Истмана невозможно убедить стратегическими соображениями, разве убедишь его своей сомнительной интуицией? Больше всего ей хотелось просто сказать ему, что она убеждена в необходимости бегства на Форт-Бейкер и это единственно правильное решение, но никак не могла подобрать нужных слов.

— Дело в том, что, как мне сказали, я обладаю некоторым талантом, — наконец, решив испробовать небольшую ложь, заявила она.

— А я слышал, что это по наследству не передается.

— Я просто чувствую, что в Каное оставаться опасно. Мы должны отсюда выбраться. Скоро. Завтра ночью.

— Я, как метракоровский… офицер… давал слово чести, что не стану пытаться покидать пределов Каноя-Сити.

Оправдание было жалким, и она это знала. «Тоже мне метракоровский офицер! — подумала она. — Сам рассказывал мне, что его папаша был жалким адвокатишкой с Аризоны, а он — обычный клерк, хоть и пытается сейчас петушиться и строит из себя офицера. И ведь, по его же собственным словам, с точки зрения таланта, он абсолютный нуль. Как же можно при этом называть себя офицером? Да стоит только взглянуть на этого увальня…»

Она подняла бровь, сообразив наконец, каков должен быть ответ.

— Но ведь вы как офицер клялись, что не станете нарушать и условий комендантского часа. Значит, вам и сюда приходить не следовало. Однако же вы пришли.

— Я просто не в силах был отказать вам, миз Хавкен. Я думал…

— Что вы думали?

— Сам не знаю, что я думал, — растерянно сказал он. — Что вы возможно хотите сказать мне нечто важное. Ну понимаете… о нас.