Звездные судьбы. Исторические миниатюры

А начиналось все совершенно замечательно. В тринадцатилетнем возрасте Мария была взята ко двору, состояла в свите императрицы Екатерины, пользовалась особым расположением Петра I. Первая красавица при дворе, она блистала на ассамблеях, привлекала к себе толпы поклонников и-на свое несчастье — в одного из них влюбилась без памяти. Избранник её был Иван Орлов — царский денщик и любимец, красавец, ну, и все прочее, что полагается в таких случаях. Орлов отвечал Марии полной взаимностью, но жениться почему-то не спешил. Во-первых, Петр не терпел никакой инициативы в сердечных делах у своих любимцев и предпочитал устраивать их личную жизнь по собственному усмотрению. А во-вторых, Мария по своему происхождению была выше Ивана Орлова, и её родственники наверняка не одобрили бы такой мезальянс. Впрочем, это все догадки.

Совершенно очевидно одно: когда в начале 1716 года государь и государыня отправились за границу, Мария Гамильтон сопровождала их в качестве фрейлины двора императрицы, а Иван Орлов — как императорский адъютант. Именно тогда их роман получил логическое продолжение: они стали любовниками.

Но Мария Гамильтон поплатилась жизнью, разумеется, не за внебрачную связь; в подобном случае едва ли не весь российский высший свет нужно было бы отправить на эшафот. Погубило её роковое стечение обстоятельств: у фонтана в Летнем саду дворца был найден труп новорожденного младенца, а Иван Орлов загулял с приятелями, и несколько дней его нс могли сыскать. И то, и другое событие одинаково скверно повлияло на настроение Петра, и без того склонного к вспышкам сокрушительного гнева. И когда Орлов, наконец, явился во дворец, чтобы выполнять свои непосредственные обязанности, он обнаружил, что государь вне себя от ярости.

Единственная вина, которую ощущал за собою Орлов, была его связь с «Марьюшкой», «девкою Марьей Гаментовой», камер-фрейлиной её величества. В этом он с перепугу и повинился, не представляя себе, какие трагические последствия для Марьюшки будет иметь его признание:

— Виноват, государь! Люблю Марьюшку!

— Давно ль ты её любишь? — спросил его царь.

— Третий год…

Платонических воздыхании Петр не понимал и не признавал, к тому же прекрасю знал нравы своего двора. Потому, естественно, задал следующий вопрос:

— Раз любишь, значит, она бывала беременною?

— Бывала, государь.

— Значит, рожала?

— Два раза скидывала, один родила, да мертвого.

Петр и на этом не остановился: «привычные выкидыши» тогда были делом редким, а рождение мертвого младенца тоже не являлось нормой, чаще при родах умирали роженицы. Потому допрос был продолжен:

— А видел ли ты младенца мертвым?

— Нет, — простодушно ответил Орлов, — не видел, а от неё узнал.

Вот тут-то Петру и вспомнился найденыи в дворцовом саду мертвый младенец. И царь тотчас же приказал привести к себе Марию Гамильтон. Та сначала все отрицала, клялась в своей невинности, но Петр круто взялся за дело, и вскоре фрейлина созналась, что «она с Иваном Орловым жила блудно и была беременна трижды. И двух ребенков лекарствами из себя вытравила, а третьего задавила и отбросила».

Орлов был посажен в крепость, «а над фрейлиною, — писал один из современников, — убийцею нераскаянною, государь повелел нарядить уголовный суд». Любовникам не повезло ещё и потому, чго их дело раскрылось как раз тогда, когда Петр находился в страшном нравственном возбуждении: это были те самые ни, когда шел суд над царевичем Алексеем Петровичем, кончившийся казнью царвича и его соучастников. Теряя старшего сына, не имея уверенности в том, что мпадший сын от Екатерины сможет дожить до совершеннолетия и царствовать, и вообще не слишком счастливый в свих детях, Петр не смог простить Марии Гамильтон такого легкомысленного огношения к «благословению Божьему» — детям. Именно в этом и было все дело, а не в том «блудно» или не «блудно» она жила с Иваном Орловым: сам Петр соизвоиил обвенчаться с Екатериной тогда, когда она родила ему уже пятерых (!) детей. но, с другой стороны, что позволено Юпитеру…

О крайнем раздражении Петра против «детоубийцы» свидетельствует и тот факт, чтоo он приказал отправить Марию Гамильтон в застенок и подвергнуть пыткам, причем сам на них присутствовал. Ничего нового, впрочем, фрейлина под пытками не сказала, как, однако, не сказала ни слова в обвинение того, кого она любила и из-за кого попала в такое положение. Орлов же, панически боясь и пыток, и казни, писал из крепости, где его держали под стражей, одно письмо за другим, причем чернил в этих посланиях свою любовницу, как только мог. Он так заврался, что, справедливо опасаясь быть уличенным в клевете, начал каяться, ссылаясь на беспамятство: «Прошу себе милостивого помилования, что я в первом письме написал лишнее: когда мне приказали написать, и я со страху и в беспамятстве своем написал все лишнее… Клянусь живым Богом, что всего в письме не упомню, и ежели мне в этом не поверят, чтобы у иных спросить — того не было».