Звездные трагедии. Что скрывали официальные источники

Сичкину после этих слов стало не по себе. Он вдруг ясно осознал, что вокруг него происходит что-то нехорошее, но что именно и каковы будущие последствия всего происходящего, объяснить пока не мог. А его пребывание в прокуратуре между тем затягивалось. Терещенко не объявлялся, зато вместо него в кабинет один за другим стали заходить какие-то странные люди. Первым зашел невысокого роста мужчина, который представился прокурором Соколовым: он пожал Сичкину руку и удалился. Следом явился пожилой мужчина: тот вообще не представился, только окинул артиста любопытным взглядом, таинственно улыбнулся и ушел (как выяснилось позднее, это был журналист местной газеты, которого попросили написать фельетон про «левые» концерты, а когда он отказался это сделать, его сына хотели посадить в тюрьму, обвинив в изнасиловании).

Последними в кабинет зашли двое мужчин: первый представился заместителем областного прокурора Мусатовым, второй – следователем Шичаниным. Первый внезапно принялся признаваться Сичкину в любви: мол, я сам, а также вся моя семья являемся горячими поклонниками вашего таланта, а второй попросил актера написать свою автобиографию. На удивленный вопрос Сичкина «Зачем?» коротко ответил: «Так надо». Пришлось подчиниться. «Видимо, облпрокуратура собирается ходатайствовать перед Минкультом о присвоении мне почетного звания», – усмехнулся про себя Сичкин.

Когда с автобиографией было покончено, в кабинет вернулся Терещенко. Взглянув на часы, – а было уже двенадцать дня, – он сказал гостю, что тот может быть свободен до четырех часов. Потом он понадобится еще максимум на часок, после чего может смело возвращаться в Москву. Сичкин поверил.

В назначенное время он вернулся в прокуратуру, свято веря, что часа через полтора будет уже сидеть в поезде. Но Терещенко его обманул. Под видом очной ставки с администратором в КПЗ он привел актера в камеру, где объявил… что тот арестован. Майор, начальник КПЗ, громко скомандовал потрясенному произошедшим артисту раздеться. Тот повиновался. После тщательного шмона майор, не скрывая своего злорадства, сострил: «Как ты там в кино пел: „…я не плачу, я никогда не плачу“? Это ты, артист, там, в кино, не плакал, а тут, в тюрьме, заплачешь…» Далее послушаем рассказ самого Б. Сичкина:

«Меня втолкнули в так называемую камеру. Это была не камера, а ящик – метр в длину и полметра в ширину. Этот гроб не отапливался и не имел света. Лежать в этом гробу нельзя было по причине малых размеров. Но, как выяснилось, и сидеть в нем тоже нельзя было, так как „нары“ были обиты железными полосками. Большее время дня и ночи приходилось стоять, упираясь ногами в парашу. Полное впечатление, что тебя замуровали. Если учесть, что я страдаю клаустрофобией – боязнью закрытого пространства, можно представить, что я чувствовал себя намного хуже, чем дома…»

Следствие по этому делу длилось год и восемь дней, и все это время Сичкин содержался в тюрьме. За это время трепали нервы и его родственникам: жена попала в больницу, сына отчислили из консерватории. 27 декабря 1974 года Сичкина выпустили на свободу, однако его мытарства на этом не прекратились: он попал в разряд запрещенных артистов, и работы было крайне мало. Его фамилию даже стерли из титров всех фильмов, где он снимался (в том числе и из «Неуловимых…»). Наконец в 1979 году Сичкин вместе с семьей принял решение уехать из СССР.

Неистовый Сергей Сергей ПАРАДЖАНОВ