Звездный билет

Вечно он темнит, и все становится таким сложным, что голова начинает болеть. Что же это во мне такого особенного? И чего я хочу? А под этим кроется: и для чего я живу? И дальше: смотришь на город, на суету и разные фокусы цивилизации – а для чего все это? Так бывает, когда втемяшится тебе в голову какое-нибудь слово. Любое, ну, скажем, «живот». И ты все думаешь: а почему именно живот? Ну, почему, почему, почему? Обычно ты его произносишь, как тысячи других, ничего не замечая, но вдруг – стоп! – застрянет в мозгах и стучит: почему, почему?

Чего я хочу? Если бы я сам знал. Узнаю когда-нибудь. А сейчас дайте мне спокойно ловить рыбку. Дайте мне почувствовать себя сильным и грубым. Дайте мне стоять в рубке над темным морем и слушать симфонию. И пусть брызги летят в лицо. Дайте мне все это переварить. Поругаться с капитаном, поржать с ребятами. Не задавайте мне таких вопросов. Я хочу, чтобы кожа на моих руках стала от троса такой, как подошва ваших ботинок. Я хочу, засыпая, видеть только кильку, кильку, кильку. Я хочу, я хочу… Хочу окончательно обставить 93-й. По всем статьям. И хочу на следующий год выйти в Атлантику.

Виктор что-то бубнит о смелости, о риске, про «орла и решку», что он в конечном счете за это, но только во имя чего? А Борька, мол, все-таки в чем-то прав относительно нас.

Я начинаю злиться.

– Знаешь, чего я хочу? – говорю я. – Хочу жениться на одной нашей девчонке, на Ульви. Колхоз нам построит дом, такой симпатичный, типично эстонский дом. Купим корову, телевизор и мотоцикл. Я поступлю на заочный в рыбный институт. Напишу диссертацию о кильке. Или роман из жизни кильки. Я буду научно смелым, как ты.

Виктор смеется и хлопает меня по спине. Кажется, он обиделся.

Серьезного разговора у нас не получается.

– Ну, а ты-то знаешь, чего ты хочешь? – спрашиваю я.

Он останавливается, как вкопанный, и смотрит на меня. Говорит тихо:

– Да. Кажется, знаю.

Мы идем теперь по улице Виру. Ее запирает огромный черный силуэт устремленной в зеленое небо ратуши. «Старый Тоомас» повернут лицом к нам. Он держит свой флаг по ветру. Виктор смотрит куда-то туда и говорит уже совершенно непонятно что-то насчет звезд. Удивительно, как его развезло…

Неожиданно мы заходим в драматический театр. Там идет какая-то пьеса из жизни актеров. В антракте в фойе мы вдруг видим Юрку с Линдой. Они прогуливаются под руку и никого не замечают. Я толкаю Юрку.

– Лажовый спектакль, – говорит он. Линда наступает ему на ногу, и он поправляется:

– Не производит впечатления этот спектакль.

Вот так и гибнут лучшие люди.

После театра мы идем в ресторан. Весь вечер танцуем по очереди с Линдой. Юрка танцует подчеркнуто равнодушно, словно это не его девочка. Еще недавно все танцевали по очереди с Галей, а я танцевал с ней подчеркнуто равнодушно. После ресторана мы идем с Виктором в гостиницу, На улицах гогочут матросы-«загранщики» и наш брат-рыбак. Шмыгают такси.

– Ты знаешь, – говорит Виктор, – я ведь женился. Вот тебе раз, он женился. И молчал. Наверное, он женился на той блондиночка. Она мне всегда нравилась.

– Да, на ней, – говорит Виктор. – Так что у тебя теперь есть сестра.

Я согласен на сестру.

– Больше того, у тебя есть шанс стать дядей. Я согласен и на это. Я обнимаю старшего брата. Мы приходим в гостиницу. Я еще никогда не жил в гостиницах. Мне здесь все очень нравится. В номере я захватываю Виктора на двойной нельсон, но он уходит. Черта с два его положишь, такую массу.

– Так Галя, говоришь, сейчас в Ленинграде?

– Да.

– Поступила она в институт?

– Наверное.

– Где же она там живет?

– Черт ее знает.

– Может быть, ей дали общежитие?

– Откуда я знаю? – злюсь я, ложусь в постель и из-под одеяла:

– У нее там вроде есть тетка.

Может быть, она действительно живет у тетки?

Виктор гасит свет. Улица отпечатывается на стенах.

– У тебя ведь, кажется, что-то с ней было? – осторожно спрашивает он.

– Это тебе только кажется.

– А я уверен, что ты был в нее влюблен.

– Хватит об этом, – резко говорю я и сажусь в постели. И Виктор тоже садится. Он берет с тумбочки пачку сигарет, предлагает мне и сам закуривает.

И вдруг я начинаю рассказывать ему обо всем. Выкладываю все. Голос у меня иногда начинает дрожать, и я боюсь, что он начнет сейчас сочувствовать и давать советы. Но он только слушает и курит. А когда я кончаю, говорит:

– Ладно, давай спать, братишка.

Я долго еще лежу в темноте, смотрю в окно на башню кирки, на стены и на Виктора, который притворяется спящим.

Хорошо иметь брата, и заиметь сестру, и получить шанс стать дядей.

Утром, слегка побоксировав, мы принимаем душ и спускаемся вниз, в кафе.

Берем омлет с ветчиной. Утром в кафе тишь да благодать. Все читают газеты.

Виктор тоже читает.

– Ну, что там нового? – спрашиваю с полным ртом. – Фидель толкнул речугу в ООН?

– М-м-м, – отвечает Виктор.

– Как ты думаешь, полезут янки на Кубу? – спрашиваю я.

– А что, ты хочешь добровольцем записаться?

– Не прочь, – я поглаживаю свою бородку. – По-моему, я уже готов.