Димка стоял, закрыв рукой щеку и глаз, и одним глазом смотрел на все вокруг. В этот миг берег, и лес, и люди выглядели, как десять лет назад, когда он захлебнулся в воде и на мгновение потерял сознание. После этого все казалось вот таким, неузнаваемым.
— Идиотка! — крикнул он первое, что пришло в голову. И сразу все стало на место. Галкина золотистая голова покачивалась за бугром. Плюнет, что ли? Вот еще напасть с ней! А Алька-то какого черта смотрит, словно стервятник?
— Янсонс сигналит, — сказал Юрка, — пошли.
Алик с минуту смотрел им в спины, потом побежал и рванул Димку за плечо.
— Слушай, ты, ты! — пробормотал он. — Ты не прав насчет глаз! Глаза — зеркало души.
— Напиши это в стихах, — буркнул Димка.
— Не прикидывайся, Димка, что тебе наплевать на глаза.
— Отстань! Видишь, нам Янсонс сигналит.
— Да ладно вам, — сказал Юрка.
Они снова пошли к воде, но Димка обернулся. Бородатый черт смотрел им вслед. Теоретик! Любви нет. Удовлетворение половой потребности. А сам готов разреветься из-за глаз этой Боярчук.
— Слушай, Алька, скажи ей, что она права — я дурак. И все мы дураки. Скажи, чтоб не куксилась.
— И развези там киселя побольше, — добавил Юрка.
— Хорошо, вы дураки, — сказала Галя, — я это давно знала, но я не знала, что вы такие.
— Понимаешь, — Алик заглянул ей в глаза, — Димка стал какой-то странный. По-моему, он что-то затаил.
— Ты уверен?! — воскликнула Галя. — По-твоему, он что-то затаил?
Она посмотрела в море. Там, довольно далеко от берега, стояло судно Янсонса. По мелководью к нему бежали Юрка и Димка. Устроили вокруг себя настоящее безобразие, тучи брызг поднимают. Вот стало трудно бежать. Идут. Поплыли. Неужели Димка что-то затаил? Неужели это возможно?
— Я подозреваю, — сказал Алик, — я не хочу тебе говорить, это не по-товарищески, но мне кажется. — Алька, можно тебя дернуть за бородку? Можно, а? Ну, маленький Алинька, можно разочек? Всего один разик?
— Хорошее судно у Янсонса, — сказал Димка, — и сам он дядька хороший.
— А что такое анималист? — спросил Юрка.
— По-моему, это что-то из зоотехники.
Янсонс сидел на корме своей голубой моторки. Издали, в курточке и восьмиугольной фуражке, он был похож на юношу. Моторка покачивалась на волнах. Голубые тени скользили по ее корпусу. Солнце отсвечивало вокруг в воде, вращалось маленькими волчками. Янсонс, загадочный анималист, сидел на корме и улыбался подплывающим ребятам из-за своей трубки.
«Стучит и стучит. Какой смешной этот Алик!» — подумала Галя.
Она уже два раза выкупалась. Поиграла в волейбол с те-ми ребятами. Ребята оказались рабочими с таллинского завода «Вольта». Они говорили по-русски с удивительно милым акцентом.
А Алик все стучал на своей машинке.
«Все-таки он молодец!» — подумала Галя.
Сценарист, беллетрист и поэт Александр Крамер за эти два часа написал уже один рассказ и три стихотворения: о трактористке, к Дню Военно-Морского Флота и к Дню физкультурника.
Мускулы — тусклыми! Железная рифма. Отхватят с руками. 48 строчек по 5 рублей — 240! Неплохо за два часа! Конечно, это халтура, но кто не халтурил? И Маяковский себя смирял, становясь на горло собственной песне.
Десять окурков валялись рядом с ним на песке. Закуривая новую сигарету, он поднял вверх свою бородку (паршивенькая, надо сказать, бороденка!) и поправил синий платок на шее.
«Ну, а теперь начну что-нибудь настоящее, для души.
Каюта. Пахнет табаком. Шкипер спит. Волосы из ноздрей, как два маленьких взрыва. Заскрежетало.
Закручу психологический узел. Жена, любовница, семнадцатилетний сын, драка в портовом кабачке. Напишу в манере сюрреализма и пошлю Феликсу Анохину на рецензию. Ему понравится. Главное — психический автоматизм, всегда говорит он. Телеграфный язык современной прозы. Сделаю настоящую модернягу».
Алик сунул окурок в песок и увидел великолепные остроносые туфли, медленно передвигающиеся по песку. Штаны тоже были стопроцентные, без манжет. Алик поднял голову выше и ахнул. Мимо него шел знаменитый сценарист и кинодеятель Иванов-Петров.
«На ловца и зверь бежит!» — сразу же подумал Алик.
Знаменитость отошла метров на десять и со слабым стоном повалилась на песок.
— Галка, видишь того человека? — горячо зашептал Алик.
— Шикарный дядечка, — равнодушно сказала Галя. Она лежала на животе, болтала ногами в воздухе и читала что-то по театру.
— Это же Иванов-Петров!
— Иванов да еще и Петров? Не может этого быть.
— Темная ты женщина! А еще актрисой собираешься стать!
Алик вскочил, подтянул шейный платок, пригладил волосы.
Темная женщина Галка! Не знает Иванова-Петрова! Это же авангард нашего искусства! Пойду пожму руку старику. Мы ведь с ним немного знакомы. Болтали тогда о «Сладкой жизни». Он рассказывал о фестивале в Каннах, а я тогда сказал…