Музыка была симфоническая, очень сильная штука, я лежал и волновался. Был я один раз на лекции «Как понимать серьезную музыку». Лекторша была ученая тетка в очках и сером костюме. Она говорила, что для понимания музыки надо знать «исторические истоки» и «расстановку общественных сил». Если не знаешь, как силы тогда были расставлены, музыку не поймешь. А потом заводить стала пластинки и объяснять: вот ручеек бежит, а это вот грозные силы природы… Не понял я тогда ту тетку. Никаких ручейков я не вижу, когда слышу музыку, и вообще никаких пейзажей. Волнуюсь только — и все, и сам не пойму о чем.
Потом музыка кончилась, я приемник выключил, стал засыпать. Катерок покачивался, и было мне хорошо, как будто в кубрике нашего эсминца, только немного одиноко. На эсминце мы спали в три яруса двадцать семь человек, а тут один лежишь, как бобер. Не люблю я ночевать в одиночестве, почему-то мне надо, чтоб обязательно кто-нибудь рядом сопел.
Утром я почистился, побрился, сбегал на брандвахту за утюгом и отпарил свои штаны. Сегодня у меня выходной день, а вчера была получка. Направил я свои сапоги первым делом на почту — послать перевод Тамарке. Надо сказать, что семья моя живет материально неплохо. Семьдесят-восемьдесят рублей каждый месяц они с меня имеют плюс Тамаркин оклад. Пишет супруга, что почти уже набрала на телевизор.
На почте долго пришлось мне в этот день постоять: много народу переводы посылало. Потом зашел в клуб, в боксерскую секцию, поработал там немного с одним кочегаром. Кочегар крепко работал, лучше, чем я. Проиграл я ему по очкам. Но все же и я провел парочку-другую крепких крюков. Кочегар, второразрядник, после этих крюков сильно меня зауважал.
— Мало тренируетесь, Югов, — сказал он мне. — Будете больше тренироваться, из вас толк выйдет.
— Толк выйдет, бестолочь останется, — конечно, засмеялись ребята.
Потом купил я себе конфет и стал крутиться по городку, не зная, что делать. День был хороший, на солнце даже тепло, и по площади, да и по всем улицам народу шлялось видимо-невидимо. В промтоварном выкинули какие-то трикотажные кофточки, бабы там визжали, а милиционер пытался их в очередь организовать.
Издалека я посмотрел на наш вагончик. Он стоял на холмике, маленький такой, но красивый — недавно мы его с Валькой заново покрасили в голубой цвет, — а на крыше пучковая антенна. Может, навестить мне любящую пару? Нет уж, пусть они там милуются в полном одиночестве. Если бы ко мне Тамарка приехала, мы бы с ней небось тоже забились в угол, как суслики, и ни с кем бы нам не хотелось встречаться.
В тот день, когда Валька с Таней встретились, я их увидел вечером на шоссе. Ехали они вместе на тракторе «Беларусь», и физиономии у них были такие, как будто по теплому морю плывут. Я был рад за Вальку. Похоже было на то, что теперь у них взаимоотношения наладятся.
Кто-то в бок меня толкнул. Знакомая компания собралась на рыбную ловлю и меня с собой звала. Ребята со мной разговаривали, а девчата хихикали в сторонке.
— А где же удочки-то ваши? — спросил я ребят.
— Зачем нам удочки? — смеются они. — Карасей у нас и так вон сколько. — И показывают сумки с бутылками.
Я вежливо отказался. Знаю я эти рыбалки — потом голова трещит четыре дня и свет тебе не мил, кажешься сам себе лепешкой дерьма.
Ребята махнули на меня рукой, а от девчат отделилась одна, ко мне подбежала. Гляжу, это Маша-крановщица.
— Сережа, почему вы не едете? — спросила она.
— А потому, что я свою рыбину уже поймал. А вы езжайте, ловите!
— Я ведь думала, что вы поедете, поэтому и согласилась.
— Ничего, ничего, — сказал я, — езжайте с ними. Может, поймаете щуку с руку.
Злость меня почему-то разобрала, а Маша смотрит на меня синими глазами, и лицо у нее круглое и румяное.
— Я думала, вы поедете. Разведем костер, песни попоем… Раз вы не поедете, так и я останусь.
— А это зря, — говорю. — Собрались рыбу ловить, так и ловите.
— Я с вами хочу быть, — тихо говорит она и бледнеет.
— Я не рыбак, — говорю, — а там рыболовы знатные.
— Тогда я домой пойду, — прошептала она и пошла в сторону, сгорбилась, маленькая какая-то стала.
— Маша! — крикнул я, и она сразу выпрямилась, обернулась быстренько так, ладненькая такая девчонка.
— Что? — звонко так спрашивает.
— Если уж вы рыбу расхотели ловить, так можно сходить в кино.
— Ой, как хорошо! — ладошками захлопала.
— Только картина старая, — сказал я. — «Козленок за два гроша».
— Я не видела, — говорит. — Тяжелая?
— Пуд, — сказал я. — Пуд с довеском.
— Только я переоденусь. Я ведь в лес было собралась.
— Понятно. Рыбку собиралась ловить.
— Да ладно вам! — смеется.
Веселая стала, радостная. Чего она во мне такое обнаружила? Знает ведь, что семейный.
Проводил ее до общежития, посидел на завалинке. На разные хихиканьки да хахаканьки внимания не обращал. Смотрю, выходит Маша — прямо красавица, модная особа. Пальто фиолетовое в талию, клипсы, бусы, брошка, туфли на «шпильках». Видно, все общежитие обобрала. А сама такая строгая, губки подмазала, только глазками зыркает. Девчата же из окон смотрят на нас, прыскают в ладошки.