— О'кей! — Я глубоко вздохнул. — Я не хотел вам рассказывать, потому что это очень жестоко, но вы мне не оставляете выбора.
— Что рассказывать? — спросила Мэнди.
— Они собираются впустить сюда в полночь всех охранников, чтобы они все по очереди насиловали вас, пока с вас не слезет кожа. А если этого окажется недостаточно, Курт позаботится об остальном.
Джулия так высоко подпрыгнула с кровати, словно ее укусил в зад крокодил.
— Не сиди, как глупая гусыня! — набросилась она на Мэнди. — Помоги мне перенести постельное белье к окну!
Внезапно все уверились в правоте моих слов, даже Колетт. Когда я встал, она послушно осталась сидеть на чаше; словно внезапно увидела в этом свое призвание.
— Пол, — тихо сказала она. — Я хотела бы все знать. Значит, мы разожжем костер, охранники увидят нас и примчатся сюда. И тогда мы выпрыгнем из окна, так?
— Приблизительно, — сказал я. — Если говорить точно, то выпрыгнут Мэнди и Джулия.
— А что будет со мной?
— А ты будешь мертва, — сказал я.
— Что?
— Ну да, ты должна притвориться, будто ты мертва, — сказал я, — хотя бы на тот срок, пока здесь будут те, которые сюда прибегут. Чтобы их обмануть.
— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
— Я тоже надеюсь, — ответил я.
С огромной кровати уже были сорваны все простыни.
Я сбросил матрац на пол и потащил его к двери. Матрац был набит какими-то искусственными волокнами, которые толком и гореть-то не будут, а только чадить.
— Как там у нас коньяк? — спросил я Колетт.
— Теперь он уже не кажется холодным.
Две другие девушки стояли у кучи одеял и простыней, которые они нагромоздили у окна, и внимательно наблюдали за мной.
— Мы действительно должны выпрыгнуть из окна? — нервно спросила Мэнди. — Мне бы очень не хотелось, чтобы в мои пикантные места впились осколки стекла.
— Возможно, ты и права, — сказал я. — Может быть, будет лучше разбить стекло, а вы будете стоять рядом и кричать во всю глотку.
— Я начинаю спрашивать себя, а не лучше ли предпочесть смерть…
— К чему? Сюда ворвутся охранники и спасут нас…
Наконец послышался голос Колетт:
— Мне долго еще сидеть, Пол? Я боюсь, что эта чаша разрежет мне весь зад.
Я помог ей подняться и осмотрел ее зад.
На нем красовался красный круг, а вокруг шли лиловые подтеки.
— Сенсационный рождественский подарок! — заметил я удивленным тоном. — Задница, выдержанная, как старое вино, и настоянная на коньяке!
Я поднес к чаше горящую спичку, и коньяк загорелся ярким голубым пламенем. Потом взял немного матрацной набивки, подержал ее над огнем, пока волокна не начали чадить, а потом сунул обратно в матрац. Облако едкого дыма поднялось к потолку, превратившись в нечто вроде дымовой завесы.
После этого я схватил стул и ножками выбил четыре оконных стекла. Вслед за этим поднес чашу с горящим коньяком к куче одеял и простыней и поджег ее. Через несколько секунд все вокруг горело, полыхали даже занавески.
— О'кей, мои милые! — сказал я. — Теперь начинайте кричать!
— А что делать мне? — хмуро спросила Колетт, словно я исключил ее из программы удовольствий.
— Ты мертва, — сказал я, — задохнулась от дыма.
— Это, конечно, не шутка, — сказала она и закашлялась.
Я отвел ее в сторону от двери, повернул спиной к ней и уложил на пол.
— Попытайся расслабиться, — сказал я и тоже сильно закашлялся.
— Расслабиться? — Ее лицо судорожно скривилось. — Я же здесь задохнусь, ты, умник!
Едкий дым быстро наполнил всю комнату. Да, она была права. Дышать становилось все труднее. Кроме того, стало жарко. Постельное белье весело горело, пламя достигало почти потолка, и крики девушек казались вполне естественными.
«Не совершил ли ты, Донован, ошибки?» — подумал я.
У меня на это имелось лишь одно утешение: если и совершил, то теперь было поздно все исправлять.
Поэтому я остался стоять у двери, прижавшись к стене, и выжидал.
Пот лил у меня по лицу, в комнате стало невыносимо жарко, и я не мог подавить свой кашель.
Дым подействовал и на девушек, стоявших у окна, и они чередовали свои крики с приступами кашля.
Колетт, лежавшая на полу, чувствовала себя немного лучше, но только немного.
Где-то в доме я услышал возбужденные голоса людей, потом последовали три глухих взрыва.
В следующее мгновение ключ повернулся в замке, и дверь распахнулась.
Несколько секунд все было спокойно. Потом появилась рука, державшая пистолет. Я схватил ее запястье обеими руками и приложил всю свою силу. В следующее мгновение я резко повернулся и рванул обладателя руки на сто восемьдесят градусов, так что он описал дугу и грохнулся о стену.
Я услышал, как что-то неприятно хрустнуло и треснуло.
Я отпустил запястье, и человек упал на пол.
Когда я нагнулся, чтобы посмотреть, кто это, я увидел, что это Дибори.
Очки его разлетелись на тысячи осколков, и лицо его было залито кровью.
Без особого воодушевления я констатировал, что он еще дышал.
Колетт встала, а две другие девушки продолжали кричать.
Я подбежал к ним, схватил их за руки и потянул к двери.
— Бегите, — прорычал я, — и продолжайте кричать.
— Пол, — сказала Колетт сдавленным голосом, — а что будет…