– Как здесь красиво, – прошептала Энжи.
Он проследил за ее взглядом и вдруг увидел, что городок действительно очень красив. Джефферсон смотрел на выкрашенные в пастельные цвета домики, выглядывавшие из зелени, которая поднималась вверх по холмам, окружавшим бухту, на шпиль церкви, сиявший белизной в предзакатном солнце, будто впервые увидел.
Он любовался Энслоу с воды тысячу раз. И снова присутствие Энжи меняло его восприятие. Он осмелился взглянуть на нее. Вот уж кто по-настоящему красив. Джефферсон заставил себя отвести глаза, заглушил мотор и сосредоточился на том, чтобы поставить катер на причале в самом центре Энслоу. Он почти боялся смотреть на нее и злился на себя за этот страх. Выпрыгнув из катера, привязал его канатом и повернулся к Энжи. Теперь он понял, чего боялся. Ее юбка задралась, волосы торчали во все стороны. Щеки разрумянились от солнца и ветра. Губы изгибались в радостной улыбке. А глаза сияли таким светом, за который мужчина мог отдать жизнь.
Джефферсон с сомнением наклонился с причала и подал ей руку. Как и подозревал, когда Энжи взяла ее, он почувствовал себя так, словно замкнувшаяся электрическая цепь ударила током. Ее рука была нежной, но сильной. Джефферсон слегка потянул ее, Энжи, взлетев на причал, оказалась рядом с ним. Однако он не отпускал ее. Они пристально смотрели друг на друга.
– У меня нет слов, чтобы описать ощущения, которые я пережила благодаря вам.
Что она имела в виду? Прогулку на катере или их откровения? Или то, что она испытала сейчас, когда их руки, коснувшись, замкнули цепь? А потом, наверное, из-за невозможности подобрать слова, Энжи поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку, почти так же, как он целовал прошлой ночью. Губы коснулись щеки с нежностью крыльев колибри. Джефферсон почувствовал, как электрический ток кольнул внизу живота.
– Спасибо, – шепнула она и сделала шаг назад, судя по всему, потрясенная собственным поступком.
Нельзя целовать босса! Мелькнув у него в голове, эти слова мгновенно куда-то исчезли.
– Магазин напротив нас, на той стороне улицы. Вам надо дойти до конца причала, выйти в ворота, повернуть направо и перейти улицу. Скажете им, чтобы записали все на мой счет.
Ему не удалось убедить Энжи, что поцелуй не произвел на него впечатления. И это беспокоило. Но она опустила голову и пошла прочь.
Джефферсон дотронулся до щеки. Этот момент слабости – желания сделать ее счастливой – не прошел даром. Он понимал, что такая малость, как поцелуй, способна изменить все. Она может сделать мужчину недовольным жизнью, которой он жил.
Если он позволит.
– Приве-е-ет, Джефферсон.
Он едва успел выйти с причала и направлялся по шумной улице в сторону почты. Обернулся.
Мэгги.
Оставалось надеяться, что она не видела, как его целуют на причале.
– Я хотела повидать тебя. Ты придешь на наш благотворительный вечер «в черных галстуках»?
Джефферсон снова разозлился на себя. Он так увлекся Энжи с ее чертовым списком продуктов, что оказался совершенно не подготовленным к встрече с Мэгги. А между тем поездки в Энслоу довольно часто превращались для него в сущее наказание.
Он посмотрел на нее. Ее морщинистое лицо светилось мудростью, сочувствием и заботой о нем. Она так отчаянно пыталась сделать что-нибудь хорошее из чего-нибудь плохого. Так отчаянно пыталась вытащить его из пропасти.
Несколько дней назад Джефферсон нашел бы отговорку. Он не смог бы видеть этой заботы в ее лице. Нет. Возможно, он видел ее раньше, но не позволял себе чувствовать это.
Но сейчас, после разглагольствований о том, как люди отказываются от того, что по-настоящему ценно, после того, как попытался хотя бы на время стать лучше, успокаивал испуганную плачущую женщину, вместо того, чтобы уйти, решился доставить ей несколько мгновений радости, которых она была лишена в детстве, заставил ее смеяться, ему трудно было повернуть назад. Джефферсон коснулся плеча Мэгги.
– Конечно приду, – услышал он собственные слова.
– О, Джефферсон, для меня это так важно.
В ее глазах блеснули слезы. Он не был уверен, что сможет вынести столько слез за такое короткое время. Поэтому, еще раз сжав плечо Мэгги, повернулся и пошел своей дорогой.
Хотелось верить, что для него ничего не изменилось. Но сам факт, что он думал о своих чувствах – об этих досадных, непредсказуемых вещах, – означал, что важные изменения, не спросив разрешения, уже произошли.
Глава 9