Звездный час Уилта

– Если мне предоставят сводку покафедрального распределения нагрузки в аудиторных контактных часах, – заливался доктор Мэйфилд, – мы сможем подвергнуть компьютерному анализу те разделы программы, из-за которых нынешнее штатное расписание не отвечает режиму экономии.

Заведующие кафедрами озадаченно молчали. Доктор Борд фыркнул, и ректор угодил в эту ловушку.

– Ну, Борд? – спросил он.

– Так, ничего особенного, – ответил заведующий кафедрой новых языков. – Впрочем, спасибо, что поинтересовались моим мнением.

– Но вы же поняли, о чем проект доктор Мэйфилд.

– Догадался. Только потому, что работаю здесь не первый год и научился разгадывать словесные ребусы. В данном случае меня смутило выражение «аудиторные контактные часы». Насколько я понимаю слово…

– Доктор Борд? – взмолился ректор, жалея, что не может сию же минуту уволить нахала. – Разве так трудно сказать, сколько контактных часов в неделю имеет каждый преподаватель вашей кафедры?

Доктор Борд для вида полистал записную книжку.

– Ни одного. – сообщил он наконец.

– Ни одного?

– Именно так.

– Вы хотите сказать, что преподаватели вашей кафедры занятия не ведут? Вранье! Если бы…

– О занятиях и речи не было. Доктор Мэйфнлд спросил, сколько аудиторных…

– Черт с ними, с аудиторными. Он имел в виду практических.

– Я так и понял. Но если бы кто-нибудь из моих преподавателей вздумал щупать студентов, я бы не то что часа – и минуты…

– Борд! – зарычал ректор. – И моему терпению есть предел! Отвечайте на вопрос.

– Я уже ответил. «Контакт» означает прикосновение. Значит, «контактный час» – это час, когда кого-нибудь трогают. Проверьте в любом словаре: «контакт» происходит от латинского contactus, неопределенная форма глагола – contigere, причастие прошедшего времени – contactum. С какой стороны ни зайди, смысл один: «прикосновение». При чем тут учеба?

– Господи боже мой! – ректор стиснул зубы. Но доктор Борд не унимался:

– Я, правда, не знаю, какие методические приемы использует на занятиях доктор Мэйфилд. Может, он считает нужным в педагогических целях лапать учащихся, но на моей кафедре…

Ректор взорвался:

– Прекратите немедленно! Всем заведующим подсчитать, сколько часов отводится на занятия по их кафедре, и представить мне справку в письменном виде.

Заседание закончилось. В коридоре доктор Борд сказал Уилту:

– Так редко удается вступиться за чистоту языка. По крайней мере, Мэйфилду я хвост прищемил. А то он совсем рехнулся.

* * *

Об этом же Уилт говорил с Питером Брейнтри, сидя час спустя в баре «Кот в мешке».

– Да у нас весь колледж со сдвигом, – рассуждал Уилт, прикладываясь ко второй кружке пива. – Мэйфилд раздумал открывать курсы для аспирантов и отказался от затеи превратить Гуманитех в этакую академическую империю. Теперь он помешан на режиме экономии:

– Не трави душу, – отозвался Брейнтри. – Средства на учебники в этом году сократили наполовину. Фостера и Карстона так допекли, что они раньше времени ушли на пенсию. Если так дальше пойдет, что мне делать с «Королем Лиром»? В аудитории шестьдесят человек, а книг всего восемь.

– Ты их хоть чему-то учишь. Попробовал бы ты преподавать мастерство самовыражения на третьем курсе у автомехаников. «Мастерство самовыражения»! Эти черти знают свои автомобили до тонкостей, а мне кто бы объяснил, что за штука такая – «мастерство самовыражения». Вот на что тратятся денежки налогоплательщиков. И к тому же я больше просиживаю на заседаниях, чем. с позволения сказать, учу. Злости не хватает.

Брейнтри уже не раз видел Уилта в таком настроении и поспешил сменить тему:

– Как поживает Ева?

– «Plus зa change, plus c'est la mкme chose»<Чем больше перемен, тем больше все остается по-старому (франц.) – афоризм французского писателя А.Карра (1808-1890). (Здесь и далее прим. пер.) >. Впрочем, не совсем. Она, слава богу, ушла из Комитета по борьбе за право голоса для одиннадцатилетних. Приходили тут два агитатора из ВЕЛОСИПЕДа, так после разговора с ней у них уши в трубочки посворачивались.

– Из ВЕЛОСИПЕДа?

– «Ведомство локализации и сбора информации о педофилах». Ну, о тех, кого раньше называли «совратителями малолетних». Ведомство добивается, чтобы детишкам дали право распоряжаться собой с четырех лет. Нашли кого агитировать – Еву! Я не успел им объяснить, что, судя по нашим четырем близняшкам, «четыре» у нас в семье несчастливое число. Ох, и задала она этим агитаторам? Они уж и не рады были, что заглянули в дом сорок пять по Оукхерст-авеню. Наверно, подумали, что оказались в зоопарке и вели дискуссию с тигрицей в вольере.

– Так этим гадам и надо.