Звездный человек(изд.1963)

Итак, дело не ладилось. После этого Пшеничный перешел непосредственно к тексту и… все понял! Это открытие привело его в восторг. Действительно, он разбирал всё, фразу за фразой: «Формула выведена в предположении, что…», отсюда следует «… где…», «после сложения получим…», «авторы пользуются приятным долгом поблагодарить академика Е. И. Тутта за дискуссию результатов и постоянное внимание к работе». Все было понятно! Физика была ясна, как пареная репа… А формулы?! «Я не уверен, что формулы нужны, во всяком случае, так уж обязательны», — сказал Пшеничный самому себе. Вот уже скоро год директор института безвыездно проживал на даче, а Павел Александрович Пшеничный, оберегая его покой, являлся к нему не чаще одного раза в месяц. «Старик», как называли в институте настоящего директора, подписывал отчеты института, рассказывал Павлу Александровичу о своей поездке по Швейцарии в 1896 году и погружался в дремоту, из которой Павел Александрович не считал тактичным его выводить. Однако, когда возникала необходимость принимать рискованное решение, Павел Александрович говорил, что его нужно согласовать с директором института академиком Коршуновым. Впрочем, в таких решениях все меньшие и меньше ощущалась нужда. Павел Александрович взял курс на систематическое сворачивание экспериментальных отделов института, и к началу описываемых событий определить профиль института уже просто не было возможности. В комнатах, еще отдававших запахом Химических реактивов и трансформаторного масла, появились какие-то задумчивые люди специальностей редчайших и служебного поведения отменного. Чем они занимались, сам Павел Александрович толком не знал, но с ними было легко, гораздо легче, чем с «принципиальными» физиками и техниками, еще недавно осаждавшими его ворохом предложений и заявок.

Такова была обстановка в институте, когда был созван ученый совет для разбора заявки на «Способ создания физического бессмертия человека» и всех относящихся к ней материалов.

Вначале все шло, как обычно. Одиннадцать часов утра… Сотрудники толпятся в коридоре, курят, разговаривают о своих делах, о возможных вариантах решения совета. Еще пятнадцать минут — и, мягко ступая на носки, появится заместитель директора по хозяйственной части и, тяжело усевшись за стол президиума, пошлет секретаря в коридор.

— Просят заходить, — скажет Наталья Степановна, — уже пора…

Пора! Пора! Сотрудники, перекидываясь друг с другом приветствиями, рассаживаются, и наконец наступает молчание… Проходит несколько минут, прежде чем появляется Павел Александрович. О, это расчет, тактический расчет, а вовсе не опоздание. Павел Александрович уже минут пять топтался у дверей своего кабинета, поглаживая всегда защелкнутый английский замок, посматривая на свои по-военному точные часы. Внутренним оком своим видел он зал заседаний, чувствовал эту минуту молчания и вот теперь вышел из кабинета и, ни на кого не глядя, прошел к своему креслу за столом президиума.

Он внимательно, придерживая рукой очки, просмотрел повестку, которую знал на память, так как составлял ее сам, и все сотрудники также посмотрели на свои повестки. Потом поднялся, широким жестом отнял от глаз очки и сурово заговорил:

— Сегодня мы собрались здесь для проведения очень важных мероприятий. В открытом заседании ученого совета будет разбираться авторская заявка… Мне не хотелось бы уточнять, но наш план научно-исследовательских работ настолько перегружен, что еще одна тема… Вы должны понять… Тем более, что речь идет о физическом бессмертии человека. Авторы подняли шум, но нам нужно быть твердыми. Авторов трое… Первый автор… Человек? Это, вероятно, псевдоним. Второй — Д. Д. Михантьев… Михантьев?! — Пшеничный, не веря своим глазам, надел очки; по многолетней привычке, он обратил внимание только на первого автора…

— Наш Дмитрий Дмитриевич? — донеслось с клеенчатого дивана, где обычно сидели «буйно-принципиальные» сотрудники, как их называл про себя Пшеничный.

— Наталья Степановна, позовите, пожалуйста, авторов, они, вероятно, ждут, — сказал Пшеничный.

Когда вошел Человек, на него не обратили внимания. Но вот появился Дмитрий Дмитриевич, и в зале зашумели, но Пшеничный закричал:

— Товарищи, не отвлекайтесь!

Авторов усадили в первом ряду. Коля с благоговением, Человек с интересом разглядывали развешанные по стенам зала графики и фотографии, приготовленные для следующего вопроса повестки дня. Дмитрий Дмитриевич смотрел прямо перед собой — в просвет между пиджаком директора и зеленой шторой за ним. Внешне Дмитрий Дмитриевич был спокоен. Но если бы прислушаться к его сердцу! Сердце его сокращалось в ритме старого марша… Да, если бы вы прислушались, то ясно услышали бы: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, преодолеть пространство и простор…» А с этим маршем нельзя не победить — это уже проверено.

* * *

— Сейчас, — сказал Пшеничный, — мы ознакомимся с содержанием заявки.

Дмитрий Дмитриевич быстро встал, но Пшеничный остановил его властным движением руки.