Мне казалось, что в желудке у меня пусто. Но шлем вдруг наполнился такой отвратительной кислой жидкостью, что я и врагу не пожелал бы оказаться на моем месте. Затем нас перевернуло, и эта дрянь хлынула мне в глаза, в волосы и даже в ноздри. Землееды зовут такие штуки «морской болезнью». Всего лишь одна из множества мерзостей, которые у них в порядке вещей.
Не буду углубляться в подробности и описывать, как долго и нудно нас тащили на буксире в порт. Достаточно сказать, что вдобавок к морской болезни у меня почти кончился запас кислорода в баллонах. Каждый из них рассчитан на двенадцать часов — вполне достаточно для пятидесятичасового полета, большую часть которого я провел обездвиженным, но на дополнительные несколько часов буксировки маленько не хватило. Когда баржа наконец остановилась, я прибалдел настолько, что меня уже ничего не волновало, в том числе и проблема выхода из жестянки.
Хотя нет, кое-что волновало… Нас подобрали, покрутили и оставили висеть вниз головой. Позиция малоприятная, особенно при земной силе тяжести, и просто невозможная, если предполагается, что ты должен: а) отстегнуть ремни; б) выбраться из углубления, сделанного по форме скафандра; в) достать кувалду, прикрепленную к переборке с помощью барашковой гайки; г) сбить скобы, закрывающие аварийный люк; д) пробиться через него наружу е) и в заключение вытащить на себе старика, одетого в тяжелый скафандр.
Я не выполнил даже пункта «а» — отключился, повиснув вниз головой.
К счастью, пункты эти были предусмотрены на крайний случай. Стью Лажуа знал о нашем прибытии, а незадолго до посадки известил об этом земные средства массовой информации. Я очнулся, увидел склонившихся надо мной людей и тут же вырубился. Вторично пришел в себя уже в госпитале, лежа на спине и ощущая тяжесть в груди. Чувствовал себя слабым — не больным, а просто усталым, избитым, голодным и умирающим от жажды. Кровать покрывал прозрачный пластиковый купол, благодаря которому дышалось легко и свободно.
Ко мне с обеих сторон бросились люди: с одной тонюсенькая медсестра-индуска с огромными глазищами, с другой — Стью Лажуа.
— Привет, дружище! Как самочувствие?
— З-э-э… нормально. Но пропади оно все пропадом! Разве так путешествуют?!
— А проф говорит, это был единственный способ. Ну и крепкий же старикан!
— Постой-ка! Проф говорит? Но проф же умер!
— Ничего подобного. Конечно, вид у него неважный. Мы поместили его на пневматическую постель, наблюдаем круглосуточно, да и проволок от разных приборов в него воткнули столько — не поверишь! Но он жив и в скором времени будет готов приступить к работе. Он на полном серьезе ничего не имеет против вашего путешествия; он его даже не ощутил. Заснул в одном госпитале, проснулся в другом. Я-то, грешным делом, раньше понять не мог — почему проф не разрешает мне послать за вами корабль? Предлагал же ему, как-нибудь исхитрился бы зафрахтовать. Но он оказался кругом прав — реклама просто обалденная!
— Ты говоришь, — медленно произнес я, — проф не разрешил тебе послать корабль?
— Вернее, не разрешил председатель Селен. Разве ты не видел наших радиопрограмм?
— Нет. — После драки кулаками не машут. — В последние дни я был дико занят.
— Верю. Мы здесь тоже… даже не помню, когда удалось покемарить в последний раз!
— Ты говоришь совсем как лунарь.
— А я и есть лунарь, Манни, и не вздумай в этом сомневаться. Но сестричка в меня уже мечет молнии. — Стью схватил ее и развернул лицом к дверям. Я решил, что ему еще далеко до лунаря. Впрочем, сестричка никак не выразила своего возмущения. — Пойди-ка, милая, поиграй во что-нибудь, а я отдам тебе твоего пациента обратно через несколько минут, еще тепленьким. — Он закрыл дверь и вернулся к моей постели. — Адам был прав на все сто. Этот путь не только дал нам потрясающую рекламу, он был наиболее безопасным.
— Реклама — да. Но безопасным? Не надо об этом.