— На тех планетах, где я жил, люди не имеют привычки перекраивать собственные гены.
— Это заметно, — проворчала Лафиэль, — Прости мою резкость, но это не совсем то, о чем принято говорить с человеком, которого ты только что встретил.
Стараясь сохранить спокойствие, Джинто извинился. Молча размышляя обо всем, что услышал, он решил, что Ав, несмотря ни на что, все-таки не так сильно отличаются от обычных людей, как могло бы показаться.
— Попросить у кого-то его гены для того, чтобы создать своего потомка — высшее признание в любви, — сказала Лафиэль тоном маленькой девочки, читающей сказку.
— В таком случае, ребенка называют…
— Дочь Любви, — догадался Джинто.
— Верно. Ну, или сын любви, если это мальчик.
— Ну, возможно, ты просто могла спросить своего родителя, — Джинто замялся, — Если только… он…
Она повернулась к нему.
— Мой отец жив и здоров, если ты про это подумал. Он будет любимцем женщин еще лет двести.
Джинто не ожидал столь прямого ответа.
— Но тогда почему ты не пыталась узнать у него?
— Думаешь, мне самой не приходила в голову такая мысль?
Глядя в пол, Джинто мотнул головой.
— Мой отец не захотел рассказать мне, — когда она заговорила об этом, лицо девушки потемнело от гнева, — Он убежден, что тайна рождения позволяет сделать характер ребенка тверже.
— Возможно, ты сама могла бы что-то узнать?
— Когда я стану взрослой, я смогу получить доступ к собственным генетическим записям. Но до этой поры я нуждаюсь в разрешении своего отца.
— Это очень странно с его стороны — скрывать правду. Обычно родители так не поступают. Если только это не было нечто столь ужасное, что нужно непременно сохранить все в секрете, — она помолчала, чтобы успокоиться, — Я всегда думала, что он не разглашает мою тайну рождения, чтобы подразнить меня.
— Почему ты так решила?
— Когда я была моложе, я все время мечтала сказать, что я — Дочь Любви. Поэтому я постоянно приставала к нему с просьбой открыть, кто дал гены для моего рождения. Он этого не делал, но я не сдавалась и продолжала донимать его. И вот, однажды он согласился привести ее к нам в дом. Знаешь, что случилось?
— Он не исполнил свое обещание?
— Гораздо хуже! Он показал мне Хорию и заявил: «Этому прелестному созданию ты обязана лучшей частью своих генов».
— И что не так?
— Хория — это была наша домашняя кошка! — Лафиэль была непритворно разгневана.
Не в силах справиться с собой, Джинто прыснул от смеха.
— И ты в это поверила?
Она скрипнула зубами.
— С научной точки зрения, это теоретически возможно.
«
— Неужели? — теперь, когда он начал задумываться об этом, то решил, что уголки ее глаз, кажется, напоминают кошачьи, — Ваш народ вытворяет даже такое?
— Это незаконно. И аморально.
— Вот единственная вещь, в которой мы сходимся!
— Ты тоже Ав, Джинто!
— Да, наверное, — Джинто счел за лучшее не спорить, — Но, если это незаконно, почему ты не поняла, что он тебя дурачит?
— Тогда мне было только восемь лет, и я не думала о законах.
— Ясно, — он тщетно пытался умерить свое веселье.
Девушка раздраженно вздохнула.
— Я хочу сказать, Хория была прекрасной кошкой, но кому захочется иметь кошачьи гены? Я проплакала целую ночь. А мучительнее всего для меня была мысль, что мой отец — извращенец, способный сделать ребенка с кошкой! — говоря, Лафиэль яростно жестикулировала правой рукой, что заставляло Джинто изрядно нервничать. Впрочем, ее левая рука, все еще упакованная в контрольную перчатку, оставалась неподвижна, словно парализованная.
— Долгое время я думала, что у меня могут начать расти когти, или мои глаза начнут светиться в темноте. Или, может быть, я захочу ходить на четырех ногах и есть мышей…
— Ну, по крайней мере, теперь ты понимаешь, что он тебя просто разыграл?
— Да, — кивнула Лафиэль, — Но я все еще не могу забыть эти жуткие дни. Поэтому я хотела быстрее стать офицером — чтобы отдалиться от отца!
— Ты возненавидела собственного отца? — спросил Джинто с трепетом, не уверенный в том, что этикет Ав допускает, чтобы новые знакомые задавали такие личные вопросы.
— Я не ненавижу его, — красивое лицо девушки скривилось, — Я не хочу признаваться, но я люблю его. Я всегда думаю о нем с гордостью. Но иногда, время от времени, я ненавижу