Вина и осознание этой вины стали самым ужасным откровением в его жизни; откровением, с которым он ни с кем и никогда не смог бы поделиться. Да и не с кем было. Маска, которую он носил, не располагала к честности — глядя иногда в зеркало на свою улыбающуюся рожу, он жалел лишь об одном: что этот зеркальный Гревис, увы и ах, не сможет взять и разбить в кровавую кашу морду своему незеркальному двойнику.
— Когда ж ты сдохнешь, мразь проклятая, — прошептал Кир.
— Что? — повернулся к нему Ри.
— Стихотворение вспомнил. — Надо было как-то отвертеться. — Скрипач читал, когда мы были в Херсонесе.
— Какое? — поинтересовался Ри.
— Сейчас… как там было-то…
— А, помню, — покивал Ри. — Это стихи Ита. Плохие, я бы сказал. Но иногда он попадает в тему. Погоди-ка…
— Точно, — покивал Кир. — Рыжий это прочел, когда хоронили двоих пилотов, Ирина и Кайде. Семью.
— Вообще, перед делом про такие вещи лучше не говорить. — Ри покачал головой. — Ты же знаешь, наверное. Примета.
— Приметы для суеверных баб. — Кир отвернулся. — Я в них не верю и тебе не советую.
В приметы он на самом деле верил.
И еще как.
«…Позволь мне быть с тобой, солнышко, честным. Хотя бы один раз. Я не заслуживаю жизни — после того, что случилось. Да, ты тогда почти угадал. Меня переводили из одной локации в другую, когда начинали понимать: я на самом деле ищу смерти, и только смерти. Я предатель, который не сумел, не смог спасти того, кого любил, и следом вовремя уйти не смог тоже. А теперь я не хочу стать предателем дважды. Мало ли как повернется жизнь, вдруг произойдет что-то такое же, как тогда, и вдруг я снова предам, но уже тебя?
Сейчас я хочу исправить хотя бы одну свою ошибку. Пусть так, на бумажке. Мальчику я это сказать не успел, он так и умер, не узнав. Когда ты лежал без сознания, я больше всего боялся, что ты, как говорил Волк, действительно больше не придешь в себя и я не успею тебе про это сказать. Видишь, я хоть в чем-то исправился. Передай Психу, что он классный, почти такой же, как ты, и Берте передай, что она уникальный человек, я вообще не думал, что люди такими бывают. И это еще хуже, потому что предательств могло бы получиться уже три, а то и четыре.
Так вот, солнышко — я люблю тебя.
Прости меня за это, пожалуйста.
И ты, Псих, тоже прости. Не надо было нам встречаться.
Вы все слишком хорошие, чтобы это стало правдой».
— Мудак… — прошептал Скрипач. — О боже… Джесс, надо срочно связаться с Ри!
— Я уже пытаюсь, но у них отключены коммуникаторы. — Джессика в отчаянии смотрела на него.
— Правильно, — севшим голосом сказал Ит. — Это коммуникаторы Официальной службы. А мы там больше не работаем, если ты не заметила.
— Надо что-то делать! — Берта переводила беспомощный взгляд с Ита на Скрипача. — Ребята, надо…
— Что? Что делать? — Ит треснул по столу кулаком. — Вот же черт… Впервые в жизни я понимаю, что не могу сделать вообще ничего.
Самолеты заходили на посадку — последний раз взревели двигатели, взревели, и отключились, обе «лисы» садились на пактовых, иначе на каменистое фирновое плато приземлиться было бы невозможно.
— Не хило. — Кир все еще смотрел в иллюминатор, на четыре чужих самолета, два из которых уже успели сесть. — Хорошую встречу подготовили.
— Да, дело поставлено на широкую ногу, — покивал Ри. — Как думаешь…