— Где стали ни хрена, — подхватил Вомицки, оглядывая плоское пространство вершины пирамиды. — В этом есть
— Воистину! — воскликнул Дюнн, влил в себя последние капли пива и сплющил жестянку о собственный лоб. Рядом уже валялось несколько банок, искореженных самым причудливым образом — немое свидетельство того, что спиртные напитки пили, пьют и будут пить всегда и повсюду.
Джон так и не понял, каким образом удалось пронести пиво на корабль. По словам Дюнна, лично он и покойный Дир «Моя прелесть» доставили на борт «Регула» несколько ящиков, когда загружали провиант. Поскольку на контейнере было написано «пищевые добавки», никто туда не совался, а за четыре года субъективного времени пиво испортиться не успело — во всяком случае, на вкусе столь длительное хранение не отразилось. Это была еще одна прославленная традиция Корпуса. Ветераны, повествуя новичкам о подвигах американских морских пехотинцев, никогда не забывали о Сидонийской операции, которую Корпус провел семьдесят лет назад. Морпехи из отряда Гарроуэя «Пески Марса» доставили на Красную планету несколько ящиков пива, после чего оно было конфисковано и использовано против войск ООН, оккупировавших Марс, в качестве химического оружия.[81]
Современные морские пехотинцы были не столь оригинальны в использовании древнейшего напитка, предпочитая употреблять его по прямому назначению, зато в поиске новых способов контрабанды пива к месту дислокации проявляли чудеса изобретательности. Правда, эта деятельность была сопряжена с большим риском. Однако при поимке нарушители находили себе лишь одно оправдание: они следовали традициям Корпуса.
И иногда это проходило.
Джон Гарроуэй сделал маленький глоток и скривился. Откровенно говоря, он терпеть не мог пиво. Но посвящать в это остальных не стоило. Он удостоился особой чести — быть допущенным к одному их простых ритуалов Корпуса.
Это действительно был ритуал, где каждое действие исполнено глубокого смысла, как в ритуале Виккана, который Джон тайно отправлял перед Битвой за Пирамиду. Каждый раз, открывая банку и поднимая ее к сияющему небу, они называли имя одного из своих погибших друзей. Дюнн помянул Вальдес и Дира, Кэт Винита — Чака Коули и Томаса Пресли, Вомицки — Брандт и Фостера, а Гарроуэй поднял тост за своих товарищей по лагерю, Холлингвуда и Гарви.
Они сидели вчетвером на каменных плитах, на вершине Пирамиды Ока, в бронекостюмах, потому что были на посту, но без перчаток и шлемов. В составе МЗЭП МП снова произошли перестановки. Теперь они были Первым взводом роты «Альфа» — в нее вошли все участники Битвы за «Сурибаши», или Битвы на Пирамиде, которая состоялась три недели назад.
Члены их компании называли себя «пирамидиотами», и это прозвище прижилось.
Гарроуэй повернул голову, вглядываясь в темнеющую панораму, которая разворачивалась вокруг. Начиналось затмение. Он отдал мысленную команду своему зрительному центру, и вживленные в радужку наноимплантанты начали принимать больше света. Еще несколько человек из роты «Альфа» стояли в карауле на вершине пирамиды или сидели, привалившись к стенам нанокретного купола. Купол прикрывал пролом в верхней площадке пирамиды. Теперь здесь размещалась база огневой поддержки. Копье, на котором был поднят американский флаг, заменили высокой мачтой, установленной на самой вершине купола. Внутри купола трудились местные рабочие — думу-гир из деревни Ха-а-дру-дир: под руководством инженеров Корпуса они заделывали пролом каменными блоками. Высоко над Новым Шумером кружилась пара «трутней» — бессменный патруль Морской пехоты.
Через силу проглотив остатки пива, Джон протянул пустую банку Дюнну.
— Ур-ра-а! — взревел сержант.
Шлеп! И банка превратилась в жестяную лепешку.
— Теперь твой тост, Гари, — Вомицки передал Джону еще одну жестянку.
— Что?!
Джон дернулся, но через миг понял, что обращаются к нему. Гари Гарроуэй. Так его прозвали еще в Центре подготовки новобранцев. Нельзя сказать, что он был в восторге от этой клички, но она символизировала окончательный разрыв с его прежней личностью, со штатским по имени Джон — с именем, которое, казалось, пристало к нему на века.
— Твоя очередь. Кого назовешь?
Черт, кого назвать? Они уже помянули всех, кто был в их штурмовой группе и погиб в этих боях. Но еще много морских пехотинцев — мужчин и женщин — сражались и погибли рядом с ним на этом маленьком клочке иной планеты. Тех, чьих имен он так и не узнал.
— Вы просто хотите, чтобы я надрался, — сказал он.
— А как же, — усмехнулся Дюнн. — Это часть церемонии.
— Ну… — с минуту Джон размышлял, потом вскрыл банку и поднял ее к небу. — За всех наших ребят. За всех, кто погиб, и за то, чтобы в будущем их гибло поменьше. За прекращение огня. Надолго.
— Аминь! — закончил Вомицки.
— Золотые слова, — добавил Дюнн, принимая новую банку. — Ур-ра!
На этот раз они выпили залпом. Дюнн принял у Джона пустую банку и снова расплющил ее о свой лоб.
— Как у тебя получается? — спросила Кэт.
Дюнн улыбнулся.