Там, внизу, уже бушевало лето, а тут, над альпийскими лугами, только начиналась ранняя весна.
Леся смеялась, радуясь тому, как Богдан уже в сотый раз бросается с тропинки в сторону, склоняясь над каким-нибудь розовым или белым цветочком.
— Если бы теперь тебя увидели твои поклонники, сомнительно, узнали бы они знаменитого космонавта, известного по телевизионным передачам?!
— Ах, Леся! — словно в забытьи отвечал Богдан. — Я теперь не космонавт. Я — младенец! Милая, если бы навсегда сохранить эту неповторимость, эту красоту. И вот такое чувство, как у меня сегодня!..
— Ты сохранишь, — серьезно ответила Леся. — Я это знаю. А сохранят ли они?
— Кто? — удивился Богдан.
— Те… кто под моим сердцем… Они уже живут — двое твоих сынов. Войдет ли в их душу тревога и радость сего дня?..
Ночевали в Криворивне, над Черемошем. Над мемориалом Франка пламенели радужные зарницы, где-то между горами гулко катилось эхо праздничных песен, приветливо мерцали звезды-огни в домах гуцулов на склонах гор. Богдан сладко дремал в палатке, устав от дневного похода к Говерле, а Леся неутомимо прогуливалась над рекою, вздыхала, глядя на звездное диво небосклона, чутко вслушивалась в тревожную речь Черемоша. Родник души гармонично вливался в течение воды и раскачивался, струился поэтическими строками, в коих были и предчувствие вечной разлуки, и печаль по утрачен ному, и надежда на неведомое, небывалое.
«Правда, правда, — встрепенулось сердце Леси. — Надо преодолеть предвечную печаль прошлого. Нет его, не вернется. И разве не мужество древних бокорашей-плотогонов, разве не бесстрашие опрышков и казаков, разве не их мудрость и песенность с нами летит к иному солнцу? Разве не их бессмертие будет жить в моих детях, ходить по тропинкам дальних миров, подниматься к вершинам неведомых гор?»
— Леся! Леся!
Кто это? Кто?
— Леся! — тревожно зовет из сумрака голос Богдана. — Иди-ка скорее сюда!
Она приближается к палатке, еще не расплескав в груди чувство полноты и успокоенности. Но почему так взволнованно дышит Богдан? Он проснулся, и на его груди тлеет багровый уголек индикатора ОС — Особой Связи. Неужели срочный вызов?
Случилось нечто непредвиденное?
Богдан передал Лесе МД — микродинамик. Она поднесла его к уху. Тихий, но торжественный голос сообщал:
«…наконец свершилось. Не фантазия, не гипотезы, не вдохновенные импровизации.
Первый сигнал мыслящих существ инопланетной эволюции. Мощный импульсный радиопередатчик генерирует один и тот же комплекс еще не расшифрованной информации в широком спектре частот. Источник сигналов отождествлен с новооткрытой системой красного карлика, в которой предполагается, в соответствии с теорией Червинского-Мильтона, наличие трех планет типа Земля — Меркурий.
Звезда локализована между Солнцем и Эпсилоном Эридана, на расстоянии восьми световых лет от Земли. Вот почему Всепланетное Товарищество Галактических Связей рассматривает предложение об изменении и дополнении программы первой галактической экспедиции…»
Богдан выключил передачу. Тревожно взглянул на Лесю:
— Ты поняла?
Она кивнула.
— Могут быть изменения…
— Неужели ты считаешь, что изменят состав экипажа?
— Все может быть. Это решит Совет Товарищества. Но я боюсь не за кого-то, а…
— За меня?
— Да. Такая экспедиция — уже не просто переселение… но и опасное исследование.
А ты беременна.
— Ты должен отстоять весь экипаж, как он сложился…
— Знаю, любимая… Уже не уснем. Собираем палатку и улетаем в Солнечный Город…
Солнечный Город охватывал кольцом жилых строений и научно-исследовательских комплексов Эльбрус. Тут же, в древнем кратере, был сооружен один из главных космодромов Земли. Совет Всепланетного Товарищества Галактических Связей созвал чрезвычайное заседание в помещении Космического Конгресса, откуда обсуждения проблем звездоплавания транслировались сетью всепланетной связи для всей Земли.