Звездный мост

Огни за спиной вдруг погасли. Хорн обернулся. Теперь терминал, так негостеприимно принявший его, напоминал гигантскую рукотворную скалу — под стать местному унылому пейзажу. Отвесные стены вздымались прямо из глубокого рва. Единственным светлым пятном в этой картине был туннель — золотистый цилиндр, убегавший в усыпанное звездами небо. Там он, превратившись в тончайшую нить, а потом совсем сойдя на нет, исчезал. Хорн еще раз внимательно осмотрел вздымающиеся над голой равниной казематы, в сумраке слабо очерчивался расположенный за мостом вход. Черные на сероватом фоне щели обозначали бойницы, в которых в любую минуту могут появиться орудийные стволы. Пути назад тоже не было.

Хорн перешел на другую сторону, сошел с моста, некоторое время стоял, дожидаясь, пока глаза не привыкнут к скудному ночному свету. Земля была чуть неровна, однако мелкие колдобины, рытвины, разбросанные тут и там булыжники не могли считаться рельефными неровностями. С точки зрения картографа, эта земля была удивительно гладкой. Здесь не было ни гор, ни холмов — горизонт изгибался близко, плавно, по дуге. Тяготение было заметно слабее, чем на Эроне. Воздух пригоден для дыхания. Если бы он только был чуть-чуть потеплее… Бесплодная пустыня — ни деревца, ни кустика. Ни единого намека на то, что здесь существует жизнь.

Над горизонтом занималось багровое скудное сияние. Что это — рассвет, закат? В любом случае его не хватало, чтобы осветить окрестности. Казалось, слабый свет рождается сам по себе — им истекает сухая, крепкая — по-видимому, промерзшая — земля, булыжники, далекие звезды. А может, в такой спектр преломлял местный воздух сияние туннеля? Глядя в ту сторону, Хорн прикинул, что не более трех часов отделяют его от Эрона. От Вендре…

Это воспоминание было мучительным, терзающим душу. Как одолеть стены терминала? Кто сможет пройти по этому узкому мосту и уцелеть под шквальным огнем унитронных орудий?

Общее мнение гласило — никто и никогда не возвращался с Ванти. Попавший туда считается умершим — точнее, вычеркнутым из списка живых. Его наследство может быть наследовано, вдова могла вновь выйти замуж, дети вправе поминать живого отца. Подобное отношение допускал и закон, и обычай.

Извилистой дорожкой он попал сюда, вздохнул Хорн. Сначала из одного конца империи на другой, сменил галактики, прошагал от звезды к звезде. Все по чьей-то воле… Теперь он был учен, явь открылась перед ним — никогда он не ставил перед собой цель попасть в Ванти. Предупредил бы его кто-нибудь перед разговором в темной комнате, где он принял предложение неизвестного, что в конце концов окажется на этом планетоиде, он бы только рассмеялся в ответ. Нет, Хорн не был так глуп, чтобы исключить подобный исход, — просто он верил, что, действуя по собственной воле, всегда выберет момент и изменит направленность событий. Теперь ему ясно, как он ошибался. Он и старого Ву не послушал, который убеждал его, что человек волен только в первом шаге, что второй он совершает по необходимости. Хорн усмехнулся — не прав ты, старик. Опыт подсказывает, что и в первом шаге человек не волен. Даже его выбор диктуется какими-то потусторонними, всемогущими силами.

Не было в них ничего мистического — они как ветер, гуляющий над океанским простором. Вздымает волны, вкупе с температурой создает течения, гонит волну. Пусть эта горка воды мечтает, что способна метнуться и влево, и вправо, на самом деле всех их гонит неведомая им самим сила. Осознавшая это волна решит, что именно за ней идет охота, что именно ее подгоняют и направляют, но это только до поры до времени. Стоит капле воды попасть на Ванти, и она прозревает…

Он взял деньги, чтобы лишить человека жизни. Ему казалось, что это его собственный выбор, и не будь на то его воли, Кохлнар до сих пор ходил бы живой. Детский лепет. Песенка Кохлнара была спета — впрочем, как и всей империи… Ему ли, столько повидавшему, это объяснять! Гибель его была запланирована людьми, которые, по-видимому, тоже считали, что действуют исходя из собственных интересов, себе на пользу. Их не устраивала законная передача власти, им необходима была маленькая, недолгая смута в верхах. Они ее получили, теперь не знают, как расхлебать.