И одновременно с этим меняли конфигурацию лепестки-крылья. Зеленое свечение сомкнулось в плотный, почти непроницаемый для взгляда диск. Богмашина зависла над пустошью, словно «летающая тарелка» из легенд Серебряного века, слегка покачиваясь. Из ленивого анемона она на глазах превратилась в техническое чудо миллионолетней давности.
А потом — прыгнула.
Иначе я не могу описать этот маневр. Похожим образом передвигаются медузы — выплескивают из купола струю воды, но у них вначале уходит вперед макушка, а за ней подтягиваются края зонтика, здесь же все происходило наоборот. Я специально просмотрел этот отрезок записи еще раз, кадр за кадром, и убедился, что так и есть — вначале сросшиеся лепестки взметнулись вверх, немыслимо растянувшись, словно пытаясь прихлопнуть что-то невидимое, а за ними взлетело металлическое ядро-сердцевинка. Диск распластался снова, но уже на высоте добрых тридцати километров, извергая потоки травянистого свечения. Не все кадры подтверждали это — к этому моменту богмашина осталась за кормой, к тому же баржа крутилась вокруг своей оси, словно оглашенная, — но можно было догадаться, что над и под… семенем, как решил я для себя называть тельце установки, вспыхнули белопламенные нимбы. Для богмашины — очень подходяще, но мне казалось, что если сверхъестественные силы и приложили руку к ее созданию, то несколько иного рода.
Потому что прыжок машины завершился в той самой точке, где оказалась бы «Комета», не запусти Линда Тоомен двигатель на полную мощность.
«И когда истекла третья тысяча лет, — мелькнуло у меня в голове, — разгневался я великим гневом и дал третью клятву девятьсот девяноста девятью тайными именами Аллаха — страшной смерти предать того, кто избавит меня от плена в этой бутылке!» Похоже было, что мы, как безвестный рыбак из сказок Шехерезады, наткнулись на пленного джинна… но с тем хотя бы можно было договориться — или обмануть. А как обманешь машину, к тому же построенную неизвестной расой — и не слишком разумную, судя по тому, что афрормер продолжал действовать миллионы лет после того, как атмосфера Самаэля претерпела фазовый переход?
Сообразив, что и так непозволительно долго предаюсь раздумьям, я вернулся в реальность и сразу же понял — что-то случилось, по выражениям лиц, по сбоям в командах, еще до того, как Новицкая передала мне ссылку на нужный кадр.
Повинуясь законам динамики, баржа вышла на вытянутую орбиту вокруг Самаэля. Наверное, Тоомен потом сбросила бы скорость, чтобы вновь ее набрать, приближаясь к периастру, но пока что мы уходили все дальше и дальше от планеты, огибая ее. Северный полюс скрылся за лимбом.
Но сквозь протяженную мезосферу пробивалось слабое, отчетливо видимое изумрудное сияние.
— Она… — В этот раз даже у агента Ибар дрогнул голос. — Она следует за нами.
Двигатель заработал снова.
Последний, заторможенный кадр записи висел перед моими глазами, рассыпаясь на отдельные пиксели. Рассудок скатывался в фугу, и я отдался ей, выдавив в кровь очередную порцию защитного коктейля, сдавшись на милость Линды Тоомен — единственной, кто сейчас мог вытащить «Комету» из гибельного капкана.
Глава 12
Следующие несколько часов запечатлелись в моей памяти сумбурно. Отчасти потому, что Тоомен поминутно то запускала А-привод на полную мощностъ, пытаясь уйти от преследователя на форсаже, то сбрасывала ускорение до минимума, чтобы скорректировать траекторию — иначе безумные метания занесли бы нас в какой-нибудь медвежий угол и без того не слишком приютливой системы Адоная. В голове мутились от перегрузок, кости трещали. Медицинский монитор навязчиво предупреждал, что обломок сломанного ребра проколол-таки плевру; до гемоторакса, правда, не дошло, но кончилось тем, что я установил нейронную блокаду и весь правый бок потерял чувствительность.
А богмашина следовала за нами, точно привязанная. Хуже того — начинала настигать корабль.
Поведение ее окончательно убедило нас, что мы имеем дело не с разумным существом. Даже не с псевдоразумным. Богмашина выполняла заложенную в неё создателями программу. Проблема заключалась в том, что ни цели этой программы, ни стимулов, которые могли сбить машину с курса, мы не знали и даже догадаться не могли.
Для начала я не мог понять, почему чудовищная конструкция не догоняет нас. Прыжок, который она совершила в первые секунды погони, доказывал, что высокие ускорения для нее — не проблема. Существо из плоти и крови было бы размазано в тонкий блин. Можно было предположить, что в безмерно разреженной межпланетной среде семя не находило достаточно вещества, чтобы черпать энергию из его аннигиляции, — но когда Тоомен решила оторваться и чуть не переломала нам всем кости перегрузками, богмашина без видимых усилий повторила этот маневр.