Нет, так я никуда не приду! Каждая логическая цепочка заводила меня в порочный круг невежества. И пополнять копилку знаний о планете у меня не было времени — потому что прочувствовать, чем живет домен, за два дня невозможно. А через сорок шесть часов директор Сайкс потребует у меня голову убийцы.
Я вернулся к первоначальной схеме. Итак, российские агенты на Габриэле обнаружили, что директорат перенял планету у ее временных хозяев — южноафриканцев, и…
На этой мысли я споткнулся. До сих пор мне казалось, что директорат лишь реагировал на угрозу со стороны неведомых «агентов». Но откуда они могли узнать о ней? Ведь одновременно я предполагал, что это агенты влияния подняли мятеж в ответ на независимо принятое Службой решение.
Возможно ли, что директорат каким-то образом узнал о неотъемлемой ценности планеты и принял свои меры, чтобы сохранить контроль над ней? Притом так, чтобы никто на самом Габриэле не подозревал об этом?
Как обменивался информацией со своими хозяевами агент — я догадывался. Пакеты файлов, проходящие через транспондер кабины, подвергаются тщательной цензуре, но контрабанда находит дорогу. И в ящиках с продукцией домена могут найтись не только фляги с драгоценным соком местных деревьев — «слезами ангелов», излюбленным напитком богемы Ядра, — но и, скажем, выносные тридрайвы.
А вот кто мог вынести контрабандой не пойми какую мысль…
— Банк данных администрации, — скомандовал я, от волнения проговаривая адреса вслух. — Список всех временно прибывавших в домен за период… за последние полгода. Имя, должность, ученая степень, цель прибытия…
Таблица расцвела передо мной. По большей части планету посещали временно командированные в один из институтов — личности, не способные привлечь внимание по своей бесцветности; порой — курьеры Службы или проверяющие из центра. Я поиграл несколько минут с фильтрами, прежде чем не наткнулся на запись, прочно приковавшую мое внимание.
Второй заместитель директора ресурсного отдела Колониальной службы, господин Урхо Тоолайнен, посетил домен пять месяцев назад. Большую часть проведенного на Габриэле времени у него отняли встречи с сотрудниками Института прекурсологии — думаю, помешанные на экономии ресурсники опять собрались урезать финансирование непрактичных исследовательских работ. Но не это удивило меня. Среди тех, с кем, если верить бесстрастному хронометражу, высокий гость беседовал особенно долго, значился доктор Лайман Тоу. И вот это уже было совсем странно.
Глянув на маршрутную карту, я сообразил, что коптер уже заходит на посадку у основания Башни. Надо же, как неудачно… Хотя будем считать, что я реквизировал машину для расследования. Все равно стоит залить полные баки… и подкрепиться самому, а главное — добежать до комнаты прежде, чем фуга скрутит меня.
Но на один разговор времени у меня хватит.
Лайман Тоу откликнулся почти сразу: экраны в его рабочем кабинете не горели, на столике у полетного ложа стояла тарелка лапши с овощами. Я почти ощутил острый, пряный запах имбиря и кинзы.
— Чем могу помочь, агент? — осведомился ученый почти благодушно.
— Можете-можете. — Я устроился поудобнее, будто нас с собеседником разделяла не пара сот километров, а шаг-другой. — Расскажите, чем вы так заинтересовали господина Тоолайнена.
— Э… — Тоу слегка растерялся. — Я, собственно, и от него пытался добиться разрешения исследовать артефакты на Самаэле, так сказать, in situ — а в том, что они существуют, у меня нет ни малейшего сомнения…
— Что вы ему сказали?! — едва не крикнул я.
Рыхловатый китаец оскорбленно подтянулся.
— Я всего лишь обратил его внимание на упущение в отчете планетографической группы по системе Адоная. Понимаете, обзор Самаэля проводился дистанционно, при помощи зондов, и планетографы, в сущности, знали, что хотят увидеть. Очевидное заметить труднее всего. Вам известно, — продолжал ученый в блаженной уверенности, будто я осведомлен в тонкостях планетологии не хуже его самого, — что планеты венерианского типа теряют атомарный водород из-за эффекта убегания. Фотолиз воды в верхних слоях рождает свободные протоны, а те уносит солнечный ветер. Но эффект убегания проявляется не всегда. Ультрафиолетовое излучение звезды должно быть достаточно мощным, а поле тяготения планеты — относительно слабым, ведь «горячие гиганты»…
— Знаю, доктор, спасибо. — Я с трудом подавил искушение добавить: «С основами планетологии знаком».
— Так вот, — продолжал Тоу, нимало не смутившись, — по моим подсчетам получалось, что Самаэль не мог претерпеть афро-трансформации. Да, хи Геркулеса — горячее Солнца, поток ультрафиолета от нее сильнее, а солнечная постоянная на расстоянии орбиты Самаэля — больше, но… на поверхности планеты тяготение составляет полтора «же», ее масса — две с половиной земных. Все компенсируется. Нынешняя атмосфера третьей планеты Адоная — это и есть артефакт, самый большой из найденных.
Я подхватил челюсть. Действительно, если ученый сумеет подтвердить свою гипотезу фактами, слава в узких кругах предтечепоклонников ему гарантирована. Вот только…