Звёздный огонь

И вновь то же самое — недоверие, сомнение. Умберто наконец-то начал вспоминать, хотя это и было трудно — после приговора он, кажется, немного сошел с ума. Там ведь был ещё один узник, тоже смертник, и что-то было с ним не так… Он превращался в птицу? Огненную птицу, которая взмахом огромных крыльев снесла часть тюремной стены, отчего стражи тотчас же принялись бегать и орать что-то о взрыве звездного огня? Он ещё раз понюхал рукав своей рубашки, давно превратившейся в лохмотья — пахло гарью.

Потом, всё потом…

Умберто испытал настоящее блаженство, когда смог искупаться в первый раз за очень долгое время — два месяца? Три? Он не помнил, сколько времени провел в камере без окон. Ему принесли одежду, хоть и не новую, но чистую — и это тоже было блаженство.

А затем пришел капитан.

— Значит, это мне не привиделось? Всё было на самом деле? — спросил, робея, бывший узник. Его спаситель стоял рядом — стройный щеголеватый молодой моряк из тех, в ком с первого взгляда признаешь навигатора. Нет не так: рядом стояло существо, создание из легенды, которое просто не могло существовать на самом деле.

— Ты не веришь собственным глазам? — Феникс улыбнулся. — Пожалуй, это похвально. Я принимаю в команду лишь тех, кто способен за внешностью углядеть сущность, ведь нередко бывает так, что уродство прячет истинную красоту, а то, что выглядит прелестно, на поверку оказывается ядовитым. Скажи, как по-твоему: зачем я спас убийцу?

Умберто пожал плечами. Прошлая жизнь уже начала отдаляться, словно берег за кормой фрегата. В тумане таяли отец и брат, темный переулок и тяжелая дубина в неумелых руках. Зачем? Он хотел бы знать ответ.

— Вы же только что сказали, капитан.

Феникс рассмеялся и протянул ему раскрытую ладонь…

…«Всё это в прошлом, — сказал он себе, отгоняя назойливое воспоминание. — А прошлого нет, есть только настоящее. Ты меня хорошо научил видеть истину, Кристобаль, и сейчас её уже ничто не скроет. Да, я вижу! Я понял!»

«Невеста ветра» вздохнула — или это вздохнул кто-то другой?..

* * *

Умберто проснулся, едва рассвело, и вышел на палубу, зевая. От открывшегося его взгляду зрелища остатки сна развеялись без следа, как будто кто-то окатил моряка ведром ледяной воды.

Бэр и Джа-Джинни играли в карты. Широкое лицо грогана, покрытое короткой шерстью, выражало напряженную задумчивость — он хмурил косматые брови, кусал губы, — а крылан, напротив, выглядел очень довольным. Судя по всему, человек-птица выигрывал, чему не следовало удивляться.

— Вы что тут делаете? — строгим голосом вопросил Умберто, и игроки взглянули на него с искренним удивлением. — Вам же запрещено выходить на палубу! А если кто-нибудь увидит?

— Кто увидит? — Джа-Джинни язвительно расхохотался. — Ты глянь-ка на берег, там ни одной живой души — все спят в такую несусветную рань. И ты иди спать, не мешай!

— Но капитан приказал…

— Не вижу я здесь капитана! — перебил человек-птица. — Вот пусть он придет и сам меня отсюда прогонит. А если ты чем-то недоволен, то можешь поцеловать медузу — вон, по левому борту одна болтается.

— Сам целуй! — огрызнулся Умберто, и его рука потянулась к кинжалу. Крылан мгновенно вскочил, блеснули лезвия ножей, а хищная ухмылка превратила его лицо в подобие звериной оскаленной морды. Бэр, которому полагалось бы остановить начинающуюся драку, лишь ошеломленно глядел на своих товарищей, готовых перерезать друг другу глотки.

— Стойте! — послышался хриплый возглас Кузнечика. Юнга выбежал на палубу, но приближаться не стал, остановился на безопасном расстоянии. — Бэр, чего ты сидишь? Они же…

Очнувшись, гроган замотал головой, огромной лапищей схватил Джа-Джинни за ногу и дернул — тот упал лицом вниз и забил крыльями, пытаясь взлететь. При мысли о том, что сейчас за ними может кто-то наблюдать с берега, Умберто покрылся холодным потом и кинулся на помощь Бэру, которого волочил по палубе обезумевший крылан. Он понимал, что и вдвоем им не справиться, раз уж силы грогана не хватало для того, чтобы удержать Джа-Джинни — в бою человек-птица стоил шестерых. Тут появились вахтенные, до сих пор благополучно дремавшие где-то неподалеку, но им не удалось даже приблизиться: от удара черных крыльев оба отлетели, словно тряпичные куклы.

В вихре перьев Умберто вдруг разглядел бледное лицо Кузнечика: юнга смотрел, не мигая, и от взгляда его голубых глаз перехватывало горло. Вновь, как тогда у лавки с часами, подул холодный ветер — и тотчас же крылья Джа-Джинни остановили бешеное движение, как будто чьи-то невидимые руки перехватили их.

Крылан, боцман и помощник капитана рухнули на палубу.

— О-о, Заступница! — Джа-Джинни поднял сломанное перо и уставился на него с искренним изумлением. — Что это было?!

— Спрашиваешь нас? — прорычал Бэр, потирая плечо, которое он чуть было не вывихнул. — Ты, чокнутая пти…

— Молчать! — Умберто вскочил. — Ещё не хватало всё начать заново! Так сильно хочется, чтобы капитан пришел разбираться сам?