Хаген стоял поодаль, неотрывно глядя на разворачивавшееся перед их глазами действо, и лицо у него было странное: пересмешник как будто присутствовал на палубе лишь частично, тогда как другая его часть пребывала где-то в ином месте — быть может, в воспоминаниях. Умберто и сам вспомнил то, о чем предпочел бы забыть — ночь, озаренную огнями, Кааму в осаде…
Когда Белый фрегат оказался между двумя черными кораблями, их пушки громыхнули и всё вокруг заволокло дымом. Если кто-то и сомневался, что звездный огонь может нанести вред странному кораблю, то раздавшийся вслед за этим звук развеял сомнения: черные фрегаты были немыми, и даже в лучшие времена ни один из них не смог бы издать грохочущий рёв, от которого у моряков на борту «Невесты ветра» зазвенело в ушах.
— Обычный корабль после такого разорвало бы на части… — прошептал Крейн, и Умберто скорее прочитал это по губам, чем услышал. Белый фрегат вновь взревел, в дыму полыхнуло ещё одно зарево, и сразу вслед за этим послышался громкий треск — сломался чей-то корпус.
Потом стало тихо.
Они наблюдали, затаив дыхание и не решаясь приблизиться, пока ветер не развеял дым и не стали видны три фрегата: белый и два черных. Третий имперский корабль, должно быть, уже покоился на дне, насквозь пробитый тараном, как того и следовало ожидать. Оставшиеся не решались нападать, а защищаться им было не нужно: Белый фрегат даже не пытался отправить их вслед за тем несчастным, который оказался у него на пути; он замер, словно в ожидании чего-то, что должно было вот-вот произойти.
Неожиданно Умберто заметил нечто, заставившее его позабыть о страхе. Должно быть, во время недолгой битвы черным фрегатам всё-таки удалось зацепить своего противника, и случайным выстрелом с его кормы сорвало безобразный нарост, открыв то, что некогда было настоящим корпусом. Умберто только взглянул на Крейна, а тот уже все понял и, подозвав Кузнечика, что-то шепнул ему на ухо. От внимания Вейри Краффтера это не ускользнуло.
— Что вы делаете? — спросил он слегка встревожено. — Уж не собираетесь ли вы…
— Подойти ближе? — подхватил Крейн. — Было бы интересно… нет, я всего лишь послал юнгу за подзорной трубой. Вы видите корму этого чудовища?
Краффтер послушно взглянул, куда ему указывали, и мгновение спустя лицо магуса просветлело.
— Название и порт приписки! Гениально… я бы сам не догадался, честное слово…
— Заслуга Умберто, — лаконично отозвался Крейн.
— Это и впрямь гениально, — заметил Хаген. — Ещё никому не удавалось приблизиться к разгадке его тайны…
— Насколько мне известно, никому не удавалось и наблюдать его так долго и так близко! — Вейри Краффтер улыбался, от его страха не осталось и следа. — Превосходное приключение, господа!
— Оно ещё не закончилось, — сказал Крейн, и Умберто отчего-то показалось, что только он один расслышал в голосе капитана странное волнение. — И я бы не стал на что-то рассчитывать — даже отсюда видно, что надпись открылась не полностью.
— Ну-у, вы такие опытные моряки… — начал Краффтер, но не успел договорить, потому что как раз подбежал Кузнечик с подзорной трубой. Запыхавшийся юнга чуть замешкался, а потом почтительно подал трубу Хагену, который тотчас же уступил её лорду-искуснику.
— Благодарю, — сказал магус и незамедлительно принялся высматривать на корме Белого фрегата порт приписки и настоящее имя. Последнее было полностью стерто, о чем он незамедлительно сообщил морякам, а вот от названия порта кое-что осталось.
— Ха! Должен сказать, вам повезло — порт приписки написан на языке основателей, без меня вы бы ничего не смогли прочесть. Так-так, что же я вижу… Вижу букву «Ф» в самом начале, рядом вроде бы «о»… нет, это «е»… — Умберто слушал болтовню магуса и напряженно всматривался, будто мог разглядеть невооруженным глазом то, для чего Краффтеру нужна была линза, делающая далекое близким. — «Фе»… дальше не могу разобрать, слишком сильные повреждения… а последние буквы, кажется, «арн». Но я не уверен! Хм… Странно, но я не знаю ни одного города с похожим названием. А вы, мастер Эсте?
— Я тоже не знаю… — ответил Хаген и машинально оглянулся, чтобы узнать мнение настоящего капитана, да так и застыл с открытым ртом.
Крейн застыл, скрестив руки на груди; его лицо было пепельно-серым, а неприкрытый повязкой правый глаз оказался плотно зажмурен. Ни для кого на «Невесте ветра» не было секретом, что в такие мгновения сквозь внешность магуса прорывается истинный Феникс, чьи глаза полыхают огнем, но что же стало тому причиной
— Этого города больше нет, — хрипло проговорил Кузнечик, о котором все забыли. — Фейртарн, Огненная башня. Это столица Фениксов, её уничтожили сорок лет назад…
Умберто ощутил ужас едва ли не больший, чем при появлении Белого фрегата; одного взгляда на лицо Хагена было достаточно, чтобы понять, что и он испытывает схожие чувства. На Крейна смотреть было страшно. Если бы связующие нити были настроены как положено, понял Умберто, магус не смог бы скрыть от них всю глубину своего страдания, и его пришлось бы делить на всех. Но сейчас ему приходилось всё переносить самому.