— Они растут очень медленно. Будь моя воля, я уничтожил бы весь экипаж и этого русского.
“Если бы ты знал, кто твой отец, то натворил бы бед, подумал Джон Глэй. — Ты слишком долго работал на заводе и даже противогазы не смогли уберечь твой мозг от разрушения… Явное расстройство психики”.
Джон Глей встал, медленно прошелся по залу, остановился у окна. Лучи солнца окрасили его лицо в багровый цвет. У Вуда затрепетали ноздри, как у гончей, почувствовавшей приближение к подранку. Он почти реально ощутил темп погони — бешено заколотилось сердце. Багровый цвет напоминал цвет крови. Не хватало реальной жертвы… Вуд сунул руку в карман, где лежал пистолет. Его глаза вспыхнули огнем… В этот момент Джон Глэй повернулся к нему и спросил:
— Что с вами, Вуд?
Вуд застонал и опустил глаза — теперь лицо Джона Глэя было мертвенно серым.
— Свет, — угрюмо пробормотал Вуд. — Все, на что он падает, приобретает цвет крови.
— Да, странный закат. Весьма странный. Сменился ветер… Дым завода преломляет лучи солнца, поэтому столь странный цвет. Наденьте маску.
— Вы хотите послать меня на разгрузку самолета?
— Нет, на “ферму”. Кстати, Вуд, почему для своих забав вы выбираете белокожих? В последний раз вы нещадно избили Розалину.
— Разрешите идти?
— Идите. Можете делать уколы по своему усмотрению. Да, и пришлите ко мне Глорию.
— Вашу жену?
— Мою бывшую жену, — бесстрастно ответил Джон Глэй. — Я хочу поговорить с ней.
Когда телохранители ушли, Джон Глэй распечатал принесенный Вандербергом мешок с корреспонденцией. Отобрал несколько газет, довольно внимательно просмотрел их; ни в одной из статей не было и намека на продукцию его завода.
— Они до сих пор ничего не знают, ничего! — удовлетворенно сказал Джон Глэй, опускаясь в кресло. Его взгляд остановился на оконном проеме. — Преломленный свет заходящего солнца проник в глубину его глаз, и они, казалось, сами начали источать кроваво-яркий свет.
Легкое дуновенье ветра, проникшего в приоткрытую дверь, а затем негромкий возглас испуга, заставили Джона Глэя медленно повернуть голову.
— Что? Что случилось? — недовольно спросил он, презрительно окинув взглядом замершую у порога женщину. — Что случилось, Глория?
— Ты похож на вампира. Твои глаза… Они наполнены кровью!
— Неужели? Ну это не так страшно. Я похож на вампира. Зато ты выглядишь неплохо. Ты еще не жалуешься на здоровье?
— Нет, не жалуюсь, — торопливо согласилась Глория. Джон, в течение пяти лет я не видела тебя. Мне бы хотелось узнать, где наш сын… моя дочь?
— Занятно. Тебя интересуют такие мелочи? Разве вас плохо кормят? Обижают? Не дают дышать очищенным воздухом? Ты неблагодарна, Глория. А ведь ты родила всего двоих, и только за нежелание рожать больше, тебя надо было давно отправить на завод.
— Ради всех святых, не делай этого, Джон! Не превращай меня в животное. Вспомни, когда-то я родила тебе сына.
— Мне — сына, Вандербергу — дочь.
— Но ты сам приказал сделать мне возбуждающий укол!
— Естественно. На заводе нужны были надсмотрщики, люди, способные управлять станками. Все, кроме тебя, соглашались принимать мужчин, которых с таким трудом удавалось заманить сюда. Каких невероятных усилий и средств требовалось для того, чтобы никто не пытался узнать о дальнейшей судьбе ваших любовников…
— Значит, Вандерберг тоже работает на заводе?
— На “ферме” восемнадцать женщин, но только две интересуются своими детьми.
— Джон, я умоляю тебя, — Глория опустилась на колени. — С тех пор, как у меня отняли сына и дочь, я ничего не знаю о них. Прошло столько лет!
Джон Глэй внезапно откинулся на спинку кресла, его синегубый рот раскрылся, и хохот, похожий на взлаивание дикой собаки, всколыхнул все его рыхлое тело:
— Она, она не узнает своего сына… Ха-ха-ха… Твой сын — Вуд!
— Не-ет! — Глория в ужасе закрыла лицо руками.
— Как видишь, и от тех, кто считался почти здоровым в цивилизованном мире, родился неполноценный. Вуд — садист. Именно поэтому он избивает Розалину. На белой коже цвет крови очень эффектен.
— Джо-он! — поднимаясь, простонала Глория. — Джон, что ты наделал? Ты лишил себя будущего!
— Будущее? Месть — вот мое будущее. Да, месть! Развитие цивилизации непременно приводит к непомерному желанию взять все, чем обладает природа. Природа стала пищей ненасытного потребления, она дробится, умирает, разлагается в наших зубах. Возникает непреодолимый хаос смерти, разрушение всего живого.
— Джон!..
— Ты не видела меня пять лет, но и раньше я ничего не рассказывал тебе о твоих детях. Зачем? Мы все заложники. Я один из немногих, кто понял и до конца осознал крах гармонии.
— Ты убийца, Джон.
— Убийца? Разве может мертвец быть убийцей? Но если даже так? Кто из нас лучше? Я — предвидящий и ускоряющий крах цивилизации, или вы — самки, поставляющие убийц? Я сохранил вам здоровье. Все эти годы вы пользовались только очищенным воздухом, не отравленными лучами солнца… Вы почти здоровы и сегодня, ты и твои подруги должны доказать это. Постарайтесь не противиться. Иначе вам придется дышать той мерзостью, которой дышит весь мир.