По влажной духоте и запаху конюшни Макс догадывался, что в глубине амбара расположены стойла лошадей. Потом разглядел лампу на носу судна, длинную и каплевидную, но та не горела. На всем судне не было ни огонька. Широкий, длинный киль шел от носа до кормы. Штурвал виднелся на корме, но вполне вероятно, что его дубликат имелся и в рубке, установленной чуть впереди от кокпита. На носу, под лампой, были начертаны черные угловатые письмена, не похожие ни на какие известные Максу.
— Ты их выключила? — спросил он. — Лампы, я имею в виду.
— Не совсем. — Джинни щелкнула выключателем.
Амбар погрузился во тьму — непроглядную, вязкую, чуть ли не осязаемую. Лошади забеспокоились.
— Джинни! — окликнул Макс.
— Давай подождем.
Что-то затлело — сперва слабым, фосфорическим блеском, текучим и аморфным, словно лунный свет, просачивающийся сквозь тонкую облачную пелену. Свет становился ярче прямо на глазах, набираясь насыщенной зелени, как лужайка после весеннего ливня или лучи солнца, просачивающиеся в море. Он наполнил стойла, озарил вилы и мотыги, отбросил резкие тени от трактора и яслей, расположенных у стены. Макс изумленно глядел на сияние, теперь уразумев, чем была напугана Джинни.
— С другой стороны еще одна, — сообщила она. — Белая.
— Габаритные огни, — произнес Макс. — Но они ведь неправильные, а? Здесь левый борт. Огонь должен быть красным.
— Не знаю.
— Ну да, красный по левому, а зеленый по правому. — Обойдя яхту, он осмотрел ее с другой стороны. — А белый — это вообще пальцем в небо. — Он потрогал обшивку, и та оказалась на ощупь приятной, как резное красное дерево или кожаное кресло. Макс обернулся к Джинни. — Она старая?
— Даже не представляю! — махнула та рукой.
Макс сцепил руки за спиной и двинулся вокруг яхты. Итак, прежде всего стоило бы выяснить, зачем зарывать в землю такое сокровище?
— Кто-нибудь предъявлял на нее права?
— Нет.
— Она в прекрасном состоянии, хоть в витрину ставь. — Он недоверчиво разглядывал сверкающие борта, полированные мачты, яркие краски. Потом подошел к полкам с парусами. На ощупь материал оказался совсем не похожим на парусину.
— Мы выстирали их, — сообщила Джинни.
— Вряд ли она долго пролежала в земле.
— Ни за что не поверю, что ее закопали на моей памяти. Сколько я здесь живу, такого быть не могло.
— А что было внутри? Трупы?
— Мы тоже этого опасались. Нет, никаких трупов. И никаких наркотиков.
— А как насчет регистрационного номера? Предыдущего владельца можно вычислить по нему.
— Если он и есть, то мы не смогли его отыскать. — Джинни подошла к нему поближе. — Макс, в ней нет и мотора.
— Не может быть. У нее же есть винт... — Тут он заметил, что вал сломан. — Во всяком случае, был.
— Знаю. Вал уходит в небольшой зеленый ящик. Открыть ящик мы не смогли, но на мотор он не очень-то похож.
Джинни снова включила свет. Макс сложил ладони чашей над габаритным огнем и наблюдал, как тот угасает.
— Эта штука пугает меня до потери пульса. — Она сплела руки на груди. Макс, что это такое?
Подобных яхт Макс не видел еще ни разу в жизни.
— Пойдем-ка в дом, — только и сказал он.
Он был рад оказаться подальше от яхты. Джинни настаивала, чтобы оба сына перенесли свои постели в гостиную. Джерри пришел в восторг от возможности поспать на новом месте — тем более что ему тоже было не по себе. Уиллу было все равно, но он сделал вид, что не доволен.
— Уважь мать, — сказал ему Макс с заговорщицким видом: мол, мы-то, мужчины, понимаем, что к чему.
Дети послушались, и они заночевали в гостиной всей компанией. Джинни оставила свет включенным во всем доме.
4
Скользит по туманной глади морей,
И трюмы полны пространств и времен...
Спал Макс плохо. Он старательно разыгрывал добродушное удивление перед страхами Джинни и ее требованием, чтобы все держались вместе, будто в амбаре завелся некий демонический дух, наведавшийся с равнины. Но именно Макс предложил оставить включенными парочку ламп снаружи. Уж лучше сочащийся в окно свет будет исходить от шестидесятиваттных лампочек "Дженерал электрик", чем от этого бог-весть-чего. И все же Макс втайне гордился, что именно к нему Джинни обратилась за помощью.
Однако причиной его беспокойства послужило отнюдь не загадочное явление в амбаре, а ощущение дома, духа семьи. Подобная атмосфера окружала его лишь в детстве. Порой Ласкер подшучивал над разнообразием и многочисленностью интрижек Макса — дескать, с каждой не больше одного раза. Макс подыгрывал ему, потому что именно такой реакции от него ждали, — но на самом деле отдал бы все на свете, лишь бы в его жизни появилась такая же Джинни.
Утром они разыскали Тома. При свете дня вчерашние тревоги показались высосанными из пальца; Джинни не так-то просто было растолковать, с какой стати она обратилась за помощью, и Макс чувствовал себя очень неуютно.