Звездный путь (сборник). Том 2

— Заткни свой необсохший ротик, дитя! — прошипел сержант. — Что значат другие Кодексы перед Кодексом Всемогущего? Что значат другие клятвы перед нашей клятвой Господу всех Битв? Ибо Старейший нашего Совета Старейшин, тот, чье имя Брайт, сказал нам, что сей день особенно важен для будущего нашего народа и что победе в сегодняшней битве необходимо отдать, все силы. И тогда мы победим! И никак иначе!

— Но все же говорю тебе…

— Ты мне ничего не скажешь! Я старше тебя по званию! Я говорю тебе. Дан приказ — перегруппироваться для другой атаки на врага. Ты и эти четверо немедленно должны направиться к своему центру связи. И неважно, что ты не из этого подразделения. Тебе было приказано, и ты — повинуешься!

— Тогда мы должны взять военнопленных с собой в…

— Ты должен выполнять приказ! — Сержант, держа свою игловинтовку в руке, развернул ее так, что дуло смотрело на солдата. Пальцем сержант сдвинул контрольный механизм винтовки на автоматический огонь. Я увидел, как Гретен на секунду закрыл глаза, затем сглотнул, но когда он заговорил вновь, голос его был по-прежнему спокоен.

— Всю мою жизнь я шел в тени Господа, иже есть правда и вера… — донесся до меня его голос, и винтовка поднялась до уровня его груди. И тогда я заорал сержанту.

— Ты! Эй, ты — сержант!

Он резко повернулся, словно матерый волк при звуке хрустнувшей ветки под ногой охотника, и мне в лицо глянуло игольное отверстие дула установленной на автоматический огонь игловинтовки. Затем он приблизился ко мне, по-прежнему нацелив ее на меня, и его взгляд, острый, как лезвие топора, уперся в меня поверх прицела.

— Так значит, ты пришел в чувство? — спросил он, усмехаясь.

Его лицо выражало презрение ко всякому, оказавшемуся достаточно слабым, и воспользовавшемуся болеутоляющим для облегчения физического дискомфорта.

— Достаточно, чтобы кое-что сказать тебе, — выдавил я. Горло мое пересохло, и нога снова стала болеть, но он оказался для меня хорошим лекарством, пробудил мою злобу так, что вновь возникшаяся боль лишь усиливала подымавшуюся во мне ярость.

— Послушай меня. Я — журналист. Ты уже достаточно долго находишься здесь и знаешь, что никто не имеет права носить ни этот берет, ни эту накидку, если они ему не положены. Но чтобы ты все же удостоверился, — я залез в карман своей куртки, — вот мои документы. Посмотри.

Он молча взял их.

— Убедился? — спросил я, едва он просмотрел последнюю бумагу. — Я — журналист, а ты — сержант. И я ни о чем не прошу тебя — я приказываю тебе! Необходимо немедленно вызвать транспорт и доставить меня в госпиталь, кроме того, я требую, чтобы мой помощник, — я указал на Дэйва, — оказался рядом со мной, немедленно! Не через десять минут или две минуты. А сейчас же! Эти солдаты, что охраняют пленных, не имеют права покидать это место, чтобы вывезти отсюда меня и моего помощника, но я уверен, что у тебя есть такое право. И требую, чтобы ты им воспользовался!

Он перевел взгляд с документов на меня, и его лицо приняло странное угрюмое выражение убежденности, подобное тому, которое появляется на лице человека тогда, когда он словно бы вырывается от конвоя, сопровождающего его к виселице, и сам устремляется к месту своей гибели, как будто это отвечает его собственному желанию.

— Да, журналист, — вздыхая, произнес он. — Да, ты еси племени анархистского, которое ложью и сплетнями распространяет ненависть к нашему народу и нашей вере по всем мирам человека. Я хорошо знаю тебя, журналист… — Он уставился на меня своими черными, запавшими глазами, — и твои документы для меня — всего лишь мусор. Но я развлеку тебя и покажу, как мало ты значишь со всеми твоими грязными репортажами. Я дам тебе возможность написать рассказ, и ты напишешь его, и сам увидишь, как мало он значит — меньше, чем сухая листва, шелестящая под ногами марширующих Посвященных Господа.

— Доставь меня в госпиталь, — сказал я.

— Обождешь, — произнес он. — Кроме того, — он помахал документами перед моим лицом, — я вижу здесь только твой пропуск, но пропуска, подписанного кем-либо из нашего командования, предоставляющего право свободного передвижения тому, кого ты называешь своим помощником — нет. И поэтому он останется с остальными пленниками, чтобы встретить то, что Господь послал им.

Он швырнул документы мне в руки, повернулся и побрел назад к пленникам. Я заорал ему вслед, приказывая вернуться. Но он не обратил на это никакого внимания.

Но Гретен подбежал к нему и, схватив его за руку, что-то прошептал на ухо, одновременно указывая на группу пленных. Сержант рукой оттолкнул его так, что Гретен споткнулся.

— Они из Избранных? — заорал сержант. — Они из Избранных Господа?

Он яростно развернулся, и на этот раз его игловинтовка была нацелена не только на Гретена, но и на остальных солдат.

— Стройся! — заорал он.

Одни медленно, другие быстрее оставили свой пост и выстроились в шеренгу, лицом к сержанту.

— Вы все направитесь к вашему центру связи — немедленно! — отрывисто приказал сержант. — Направо! — Они повернулись. — Шагом марш!

И, выполняя приказ, они нас покинули, исчезнув вскоре в тени деревьев.