Звездный штрафбат

Впереди, вдалеке, синели какие-то возвышенности, похоже, горы. Горы — это лучше, а еще лучше — если бы они были поближе…

Гнус приземлился рядом со мной, звонко стукнувшись о спекшуюся землю подошвами-амортизаторами. От удара вокруг поднялась сухая пыль. Ветер тут же подхватил ее, оформил в клубящееся облако и поволок в сторону.

— Все-таки решили отходить на северо-северо-запад, взводный?

Теперь он обращался ко мне на «вы». Я не настаивал, это была его инициатива. Впрочем, он неизменно подчеркивал мое штрафное звание — взводный.

Гнус начал оживать после шока первой атаки. Постепенно вспомнил, что он офицер-воспитатель и, вообще, офицер, единственный из командиров, оставшийся в батальоне. В его голосе начали проскальзывать начальственные нотки. Я понимал, он сейчас мучительно раздумывает о своем старшинстве. И помнит при этом, что остался единственным в скользкой ситуации отступления, когда люди и без того разозлены до кипения, и разумней бы не высовываться.

И хочется, и колется, и мамка не велит — хрестоматийный пример внутреннего противоречия, проистекающего из двусмысленности ситуации…

Я не собирался протягивать ему руку психологической помощи. Его амбиции мне по барабану, командир из него, как из дерьма балалайка — это главное. Потом, если повезет, я буду стоять в штрафном строю, а он — вне, будет вещать какую-нибудь ахинею по поводу всеобщей политкорректности на фоне тотальной демократии…

Но до этого надо еще дожить!

— Вы думаете, взводный, что это правильное решение — прорываться к точке возврата силами одного батальона, не устанавливая взаимодействие ни с другими частями, ни с центральным командованием? — спросил Гнус.

— Да, — ответил я.

— Что — да?

— Я думаю, это правильное решение, — пояснил я.

— А я думаю… Нет, я уверен, что нам нужно установить оперативную связь с центральным командованием и только после этого действовать по обстановке! — нажал голосом Гнус.

— Да, — ответил я.

— Что — да?

— Вы думаете и уверены, что нам нужно установить связь с центральным командованием и после этого действовать по обстановке.

«На фига попу гармошка, если действовать все равно придется по обстановке?» — хотел сказать я, но промолчал.

— Ну, так в чем же дело, взводный? — настаивал Гнус.

— В командовании, — проворчал я.

— Не понял!

— После такой высадки командование наверняка трепещет крыльями в лихорадке, похожей на истерику в публичном доме. Там, в штабе, сейчас разбираются друг с другом — с кого в первую очередь сдирать нашивки. А потом все вместе сядут и будут думать — нельзя ли превратить неудачную высадку в очередную победу, знаменуемую, в ряду прочих, очередных и славных, раздачей слонов и наград… Так что наш уцелевший штрафбат — им только лишняя головная боль. Другими словами, командованию сейчас не до нас, оно озабочено спасением собственной задницы, которая, в силу элементарной физиологии, ближе к телу, — объяснил я.

— Ваши слова, взводный, попахивают изменой!

— Мои слова попахивают здравым смыслом и жизненным опытом, господин офицер-воспитатель, сэр, — подчеркнул я не без иронии. — Здравый смысл — это еще не измена, хотя уже кажется таковой…

Тут же подумал — кому-кому, а Гнусу не стоило бы это говорить. «Язык твой — враг твой, и друг твоего врага…»

— У меня это не первая высадка, я знаю, что сейчас делается на Земле и на орбите, неоднократно наблюдал собственными глазами, — пояснил я, чтобы смягчить иронию.

— Я, конечно, не могу оспорить решение о вашем назначении, принятое ротным командиром, исполняющим обязанности батальонного… — загнул Гнус с изрядной долей ехидного иезуитства, — но, думаю, вам придется отвечать за ваши методы командования!

— Наверное, придется… Может быть… — ответил я как можно спокойнее.

Он меня понял.

Взвился в воздух, не говоря больше ни слова, подняв еще одно пылевое облако…

Остатки растрепанного батальона, пыля по степи, уходили к горизонту, к синеющим вдали горам.

Выбросив из головы Гнуса, я наблюдал за батальоном с возвышенности. Все двигались вполне прилично, держали строй, дистанцию, интервалы. Выходит, кое-чему мы, солдаты, все-таки научили остальных…

Неизвестная планета.

По самым последним слухам — Тай-бей.

Место базирования штрафного

батальона «Мститель».

За месяц и четырнадцать дней

до высадки на Казачок

Роту подняли по тревоге за двадцать семь минут до побудки.

Я машинально засек по часам — 5.33 по местному времени, а значит, мы недоспали двадцать семь долгих, сладких, полноценных утренних минут. При норме 6 часов сна, положенных солдату штрафного подразделения, — потеря чувствительная и обидная.

Пока одевались, пока строились на малой плац-площадке перед казармой (норматив на одевание — 40 секунд, на ротное построение без боекомплекта — 2 минуты 37 секунд), было высказано три основных предположения.