Звездный штурмовик Ил-XXII. Со Второй Мировой - на Первую Звездную

— И последнее. Скажите мне, пожалуйста, честно, — я не давал ему опомниться. — Вы ожидали, что хоть кто-то из нас вернется с задания?

Броуди на мгновение замешкался, стрельнул глазами вбок и глубоко выдохнул. Я понимал, что припер его к стенке, и он это тоже понял. Советник медлил с ответом, но в конце концов проговорил:

— Это было сложное задание. Мы не надеялись на успех.

— О том, что разведданные об обороне противника ошибочны, вы догадывались?

Броуди благоразумно промолчал.

— Спасибо за честность, Советник, — я слегка поклонился. — Вы могли использовать наши знания, но избрали иной путь. Мы для вас расходный материал. Ведь мы уже один раз умирали, чего бы нам не сделать это еще разок. Не так ли? — теперь я говорил жестко, не церемонясь. — Подумаешь! Профессор Левин натаскает еще смертничков, только подставляй контейнеры. Одного вы так и не поняли. Мы готовы умирать, но для этого не обязательно делать из нас пушечное мясо. Мы можем воевать и побеждать. Именно это вам сегодня продемонстрировал Шульц.

— У вас, Кузнецов, кажется, особый дар, — после некоторого молчания проворчал Броуди. — Вы умеете все перевернуть с ног на голову в свою пользу. Не так ли?

— Никак нет. Я излагаю факты. Нам есть чему вас научить. В отличие от вас мы умеем воевать.

В кабинете Советника повисла тишина.

— Браво! — вдруг раздался голос Командора Волкова. Мы с Шульцем вздрогнули. Броуди усмехнулся и кивком указал на один из мониторов. Экран мигнул, автоматически включился, и мы увидели лицо Командора. Стало ясно, что он слушал весь наш разговор.

— Браво, Кузнецов, — повторил Волков. — Вы продолжаете делать успехи. Все-таки вы с Шульцем — это что-то!

Мы стояли перед монитором по стойке «смирно», Броуди тоже поднялся из-за стола.

— Советник! — обратился к нему Командор. — Надеюсь, вы понимаете, что разговор о трибунале закрыт.

— Да, — выдохнул Советник.

— Схему, разработанную Шульцем, срочно внедрить и довести до совершенства. Кузнецова назначить командиром эскадрильи. У меня все.

Экран погас.

Мы втроем стояли и молча смотрели на монитор, словно ожидая, что он снова включится. Но экран оставался темным.

Глава 6

— Так, — первым нарушил тишину Броуди и уселся в кресло. — Вы сами все слышали. Вопросы есть?

Мы не шелохнулись.

— Хорошо. Ступайте отдыхать.

Когда мы вышли за дверь, Вольфганг, за время беседы не проронивший ни слова, ухмыльнулся:

— С удовольствием выпил бы пару рюмок старого доброго коньяку.

— А я бы просто нажрался в хлам.

— Поддерживаю.

Меня, признаться, удивило, что нам все так легко сошло с рук. На нашем фронте такие вещи не прощались, и даже Героя Советского Союза разжаловали бы в рядовые или угостили девятью граммами. Советник наверняка ничего не слышал о штрафных ротах и заградотрядах; о смертниках, понимавших, что они не вернутся, и все же идущих в бой; об Особом отделе с полным штатом тупорылых дармоедов с красными околышами, пачками отправляющих в пекло достойных и опытных бойцов, вместо того чтобы грамотно распорядиться человеческими ресурсами.

Но мы теперь жили в другое время. Я был искренне рад, что все обошлось, и почти не злился на Вольфа. Конечно, точил меня червячок: ведь мог же он, в самом деле, сообщить нам о своей задумке.

— Мы с братками обмирковали и решили, что ты сраный предатель! — обрадованно встретил Вольфа грубиян Бурлак. — Но при этом охренительный молодец!

— Что? — переспросил его Шульц.

— Степа, дурья твоя башка, — рассмеялся я. — Он все-таки немец, а лингвистическая хрень, что у нас в ушах торчит, не переводит твой матерок.

— Ну, что-то я все-таки понимаю, — улыбнулся Вольфганг. — Два года на Восточном фронте в эфире вас слушал.

— А ты, Егор, не посрамил Красную Армию! — хлопнул меня по плечу Степан.

— Ты тоже.

Напиться нам, конечно, не удалось. Как и предупреждал профессор Левин, не имелось в этой эпохе горячительных напитков. Это расстраивало, но уже не так сильно. Мы остались живы, и у нас было полно работы.

Я стал командиром эскадрильи, соответственно и дел у меня прибавилось. Тактику засад мы разрабатывали с остальными эскадрильями в течение нескольких дней. Все это время на задания почти не летали, командование посчитало приоритетной задачей добиться совершенства в заманивании чужаков.

Вскоре придумалось и имя моему катеру. Вышло все само собой. Мы устраивали очередную охоту, и мне «выпала честь» выступать в качестве «зайца». Никто не хотел им быть, даже мой авторитет и должность не помогали. Нет, никто не боялся врага, все рвались в бой, просто выступать «зайцем» было как-то стыдно, что ли. Улепетывать от врага или яростно наброситься на него и уничтожить — выбор предпочтений для боевого пилота очевиден. Пришлось принимать компромиссное решение: мы бросали жребий, играя в «камень, ножницы, бумагу», и проигравший понуро шел к своему катеру.