Несколько минут он сидел, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза, ожидая, когда наступит пронзительная острота и чеканная ясность мысли, которые приходят к человеку только во сне или в состоянии сильного опьянения.
— Жизнь и смерть, — пробормотал он, не открывая глаз. В кабинет вошла Эльсинора. Он почувствовал это, но никак не отреагировал. — Любовь и ненависть. Огонь и вода… Начало и конец…
— Ты сошел с ума? — поинтересовалась она.
— Не мешай. Кажется, я только теперь начинаю понимать, что к чему.
— Серьезно? И причем тут эти пары антонимов?
— На них зиждется мир.
— На антонимах?
— На контрастах.
— Ты пьян. — Она потянула носом. — И уронил на ковер сигарету. Чувствуешь, пахнет паленым?
— Мало ли что горит в этом мире.
— Что, например? — Она подобрала сигарету, положила в пепельницу.
— Многое, — уклонился он от ответа.
— Приступ мировой скорби? — насмешливо спросила она. — А я-то не пойму, чего это вдруг: коньяк — фужерами.
— Люси, — он продолжал сидеть, касаясь затылком епинкн кресла. — Ты можешь быть со мной до конца откровенной?
— Попытаюсь, — усмехнулась она. — Спрашивай.
— Ты меня любишь?
— Неплохое начало! Ты в этом сомневаешься?
— Иногда.
— И сейчас как раз такое «иногда»?
Он кивнул.
— Я не могу понять, кто ты?
— Это тебе очень нужно?
— Да, — сказал он. — Очень.
— Ну что ж. — Она вздохнула и опустилась в кресло по другую сторону столика. — Выпить, что ли, для храбрости?
Он потянулся было к бутылке, но она улыбнулась и покачала головой.
— Не надо. Я пошутила. Итак, кто я такая? Девка, которую ты подцепил на улице…
— Люси! — протестующе вскинулся Симмонс.
— Помолчи. Говорить теперь буду я. Ты ведь сам хотел откровенного разговора? Ну так слушай. Итак, девка с улицы, законная супруга, добровольная спутница твоих сомнительных одиссей. Верно?
— Допустим.
— Предлагая мне отправиться с тобой, ты не задавал никаких вопросов. Кто я такая — тебя не интересовало. Тебе нужна была живая душа рядом.
— У меня просто не было времени, — возразил Симмонс.
— Нет, — она покачала головой. — Дело не в этом. Ты отчаянно трусил, Эрнст. Нуждался в поддержке. В человеке, который бы понимал тебя. Был твоим единомышленником. В друге, у которого можно поплакаться на плече. Не так?
— Так, — кивнул он. — Все так.
Она удивленно посмотрела ему в глаза и опять покачала головой.
— Я думала, ты ударишься в амбицию.
— Зачем? Ты понимаешь меня лучше, чем я сам.
— Возможно. Со стороны виднее. Скажи, Эрнст, я оправдала эти твои надежды?
— Еще как! — Он был искренен.
— Скажи, Эрнст, — продолжала она. — Я когда-нибудь без особой на то нужды вмешивалась в твои дела? Пыталась изменить что-то? Сделать по-своему?
— Пожалуй, нет.
— «Пожалуй…» — Она невесело усмехнулась. — Я, наверное, должна была вмешаться в то, что ты делаешь.
— Вот как? — удивился он. — Зачем?
— Ты пытался изменять реальности.
— Я и не скрывал этого.
— Да, не скрывал. Но я должна была отговорить тебя.
— Должна?
— Не придирайся к словам. Твоя затея была по меньшей мере бесполезной. Для тебя во всяком случае. Куда проще было сделать другое.
— Что? — спросил он.
— Изменить свою родословную. Тебе не приходило в голову отыскать своих предков, ну, скажем, поколения за два, и сделать так, чтобы твой дед женился не на твоей будущей бабушке, а на ком-то другом? А мать вышла замуж не за Симмонса, а за какого-нибудь Мэдильяни или Джонсона? Словом, сделать себе другую биографию.
— Чепуха!
— Почему!
«Потому что в этой другой биографии я бы не встретил тебя», — мысленно произнес он и сам поразился тому, как тоскливо защемило в груди.
— Так почему же?
— Потому что от брака с Модильяни родился бы Модильяни, а не Симмонс, — ответил он, встал и прошелся по комнате. Она следила за ним взглядом, продолжая сидеть.
— Не смотри на меня так! — не выдержал он. — Чего ты от меня хочешь?
— Пытаюсь понять, нужна я тебе или нет. А если нужна, то зачем ты меня мучаешь?
— Прости. — Он проглотил подступивший к горлу колючий комок и кашлянул. — Я понимаю, это не утешение, но еще больше я мучаю себя самого.
— Думаешь, это может продолжаться бесконечно?
Он молча развел руками.
— Что надо для того, чтобы это кончилось?
— Я не знаю. Наверное, полная откровенность.
— Ты уверен, что я от тебя что-то скрываю?
— Да.
— Ну что ж. В конце концов, это твое право.
— При чем тут право? — вяло удивился он.
— Не могу же я заставить тебя думать иначе!
— Можешь. — Его голос упал до умоляющего шепота. — Сделай это, Люси. Хотя бы ради меня сделай.
— Ты сходишь с ума, Эрнст. — Она поднялась с кресла, подошла к нему, положила руки на плечи. — Нельзя так жить, Эрнст.
— Нельзя, — согласился он и медленно, словно непомерную тяжесть, снял ее руки со своих плеч.
Обида… Возмущение… Гнев… Ярость… Постепенно сходящее на нет раздражение… Симмонс как бы смотрел на себя со стороны, равнодушно фиксируя смену выражений на собственной физиономии и не испытывая при этом никаких эмоций. Потом состояние странной раздвоенности прошло, он опять почувствовал себя одиноко и неуютно и потянулся за бутылкой.