Припекало. Джума достал из нагрудного кармана тщательно отутюженный носовой платок, провел им по лицу и огляделся. По тротуару и мостовой сновали прохожие. Под соседним деревом возле ограды стоял парень лет двадцати — двадцати пяти в подпоясанной витым шелковым шнурком полотняной рубахе навыпуск и заправленных в сапоги черных в полоску брюках. Ч руках у парня было распечатанное письмо. По-видимому, он читал его, когда экипаж подъехал к почтамту, ч теперь с интересом разглядывал Джуму. Тот скользнул по парню равнодушным взглядом и отвернулся, но что-то заставило его взглянуть еще раз. Теперь он узнал парня: это был тот самый мастеровой, который вступился за Джуму, когда пьяный офицер ударил его по лицу.
— Малый! — окликнул Джуму мастеровой. — Ты меня не узнаешь?
— Узнаю, таксыр.
— Какой я тебе таксыр? — Парень сунул конверт з карман и подошел к Джуме. — Михаилом меня зовут. Михаил Степанович Строганов. Машинистом у Дюммеля на заводе работаю. А тебя как звать?
— Джума.
Они обменялись рукопожатиями.
— Что же ты удрал тогда?
Джума улыбнулся и развел руками. Строганов смерил его оценивающим взглядом, хмыкнул то ли восхищенно, то ли осуждающе.
— Под Ваньку-кучера нарядился? — парень слегка картавил.
— Да вот, — незаметно для себя Джума перешел на русский. — Хозяйке так захотелось.
— А тебе? — жестко спросил Строганов.
— Мне все равно.
— Ну-ну. — Машинист испытующе смотрел Джуме в глаза. — Однако изменился ты, парень.
— Из-за одежды?
— Не только. — Строганов помолчал. — У кого служишь-то?
— У Симмонсов.
— Вот как?
— Супругу его вожу.
— Понятно. — Он опять помолчал. — Послушай, а что за птица твой Симмонс?
— Почему мой? — возразил Джума.
— А черт его знает! — улыбнулся Строганов. — С языка сорвалось. Болтают про него всякое, вот и спросил.
— Человек как человек. — Джума пожал плечами. — Деньги лопатой гребет.
— Ну, это всем известно.
— Обходительный. Работников не обижает.
— Обходительный, говоришь? — недоверчиво переспросил машинист. — Тебя-то он, факт, не обижает.
— Меня? Да я его видел раза три за все время. Мое дело — лошади да карета.
— По-русски говорить тоже на конюшне научился? — усмехнулся Строганов. — Месяц назад еле лопотал, а теперь вон как чешешь!
— Мой кучер вам чем-то не угодил? — поинтересовалась незаметно подошедшая Эльсинора.
— Добрый день, сударыня, — поклонился Строганов. — С чего вы взяли?
— У вас такой агрессивный вид… — Эльсинора улыбнулась одними губами, глаза оставались холодными, как льдинки. — Вы, кажется, интересуетесь моим супругом? На какой предмет, если не тайна?
— Вас это не касается! — раздраженно буркнул машинист.
— Заблуждаетесь, Михаил Степанович. Как-никак я ему жена. И вообще вы могли бы быть повежливее, не находите?
— Откуда вы знаете, как меня зовут? — удивился Строганов.
— Я еще и не то знаю! — Она рассмеялась и подбросила кверху стопку почтовых открыток. Получилось, как у заправского фокусника: открытки, дугообразной лентой скользнув в воздухе, перекочевали с ладони на ладонь. — Хотите, я вам погадаю? На открытках?
— Хочу! — вызывающе сверкнул глазами машинист.
— Не пожалеете? — поинтересовалась Эльсинора. — Я вам такого расскажу, что вы и сами о себе не знаете. Ну и как?
— Не пожалею! — упрямо мотнул головой Строганов.
— Тогда пожалуйте в карету, — усмехнулась она. — На улице только цыганки гадают.
Внимательно наблюдавший за их разговором Джума распахнул дверцу. Строганов заколебался было, но Эльсинора решительно взяла его под руку, и ему ничего не оставалось, как покориться. Хлопнула дверца. Джума покачал головой и взобрался на передок. Карета тронулась.
Когда четверть часа спустя она остановилась у здания акционерного общества «Дюммель и K°», Строганов вышел первым и подал руку спутнице. Вид у него был слегка растерянный, но по-прежнему воинственный.
— Однако вы твердый орешек! — Эльсинора выпорхнула из кареты. — Ну что ж, идемте, я вас представлю супругу, раз уж вам так хочется. Боюсь только, что его нет дома.
Симмонса и в самом деле не было. Эльсинора велела подать чай в беседку и пригласила гостя прогуляться по парку. Особенного впечатления парк на него не произвел, и когда они возвратились в беседку, где уже был накрыт стол на две персоны и уютно попыхивал самовар, она с удивлением обнаружила, что безразличие Строганова, как ни странно, ее задевает.
«Можно подумать, что ему доводилось видеть что-то лучше!» — подумала она с раздражением и стала разливать чай по хрупким фарфоровым чашкам.
— Нравится? — Она имела в виду чай. Гость окинул взглядом парк и равнодушно кивнул.
— Здорово, конечно, что и говорить. Но я бы предпочел встретиться с вашим супругом.
— У вас к нему дело?
— Нет, пожалуй. Так, несколько. вопросов.
— А я бы не могла на них ответить?
— Вы?.. — Строганов с сомнением посмотрел на хозяйку. — Может, и смогли бы.
— Спрашивайте, — предложила она. — Постараюсь удовлетворить ваше любопытство.