Звездный табор, серебряный клинок

— Ну знаете, у меня вряд ли появится возможность вникать в такие тонкости. Не так все просто, не так все просто, — пробормотал дядюшка. — Ладно… Я подумаю… Постараюсь что-нибудь сделать…

* * *

Если вы живете в двадцатом столетии и читаете эти строки, значит, он все-таки выполнил свое обещание. Я, кстати, в интересах дела дал дядюшке право изменить название рукописи на заглавие той, взамен которой он ее подсунет. Мое название: «Звездный табор, серебряный клинок», а эпиграфом я поставил строчки из той самой Ромкиной считалочки:

… Тот, кто знает правду,
Тот волк, а не щенок…

Таким образом, эпиграф и заголовок составляют что-то вроде четверостишия… А каково название у книги, которую вы прочитали? Каков эпиграф? Все совсем другое, не правда ли? И совершенно не соответствует содержанию. Теперь поняли, почему? И автором значится, конечно же, не Роман Безуглов-Романов, то бишь я, а кто-то совсем другой, какой-нибудь третьесортный писатель-фантаст? Это само собой разумеется…

Ну что ж, дорогой мой современник и одновременно далекий предок. Привет тебе. И прощай.

Если же ты — житель нынешнего двадцать пятого века, то я искренне надеюсь, что ты, так же как я, оцениваешь мое возникновение в твоем мире как явление положительное. Тебе я говорю: «До свидания».

РЕЦЕНЗИЯ © Сергей Некрасов

Юлий Буркин. «Звёздный табор, серебряный клинок»

Когда писатель чувствует, что ему нечего сказать читателю, он начинает петь или декламировать стихи. Благодаря этому он может довольно долго удерживать аудиторию. Вот только к писательскому ремеслу это уже не относится.

Среди любителей фантастики Юлий Буркин широко известен как рок-бард. Его выступления на конвентах, непревзойденное умение рассказывать истории и стремление выпускать свои книги в паре с записями на звуконосителях принесли ему заслуженную славу в фэндоме. Вот только нужно иметь в виду, что читатель знакомится с книгой в одиночку, без авторского надзора.

Неоднократно отмечалось это свойство всей «тусовочной» литературы: лишенная «эффекта присутствия», авторской интонации, силы голоса и аккомпанемента, она сразу жухнет, теряет силу и становится безынтересна. Живая речь погибает в книжном тексте. Именно это произошло в рецензируемом романе. Здесь есть, конечно, некий сюжет, призванный вовлечь читателя в путешествие по страницам. В XXV веке вокруг престола Российской межпланетной империи возникает интрига: одна из фракций, намеренная свергнуть царствующего Рюрика, извлекает из прошлого филолога-барда Романа Безуглова, который оказывается единственным наследником дома Романовых. Его немедленно крадут межзвездные цыгане, и он несколько лет кочует с табором, обзаводясь семьей и наследником — будущим императором. Рюрик оказывается инопланетянином-отщепенцем, и борьба с ним, сплотившая все здоровые монархические силы, завершается неизбежной победой.

Вот только речь не идет об иронии или пародии. Упомянутый сюжет представляет собой всего лишь оболочку для многочисленных стихов, баек и историй из жизни, которыми по воле автора переполнен текст. Рыхлый сюжет выполняет роль конферансье: «А теперь, уважаемые читатели, вашему вниманию предлагается опус № 126!»... Иные фрагменты действительно любопытны — например, рассказ об опере «Чапаев и Пустота» в многозальном театре будущего. Также хочется особо отметить вставные новеллы о звездолетах женского пола, принадлежащие перу А.Богданец. Но большая часть фрагментов откровенно скучна, наивна и годится лишь для застолья. В отсутствие хорошего сюжета и серьезного замысла никакие аттракционы вроде троекратного убийства Семецкого не способны спасти положение. «Самая неказистая моя книжка», — скромно признается автор. По крайней мере — честно.

Источник: Если. — 2002. — № 2.