Это была та самая полоса неудач, о которой я упоминал ранее, и она протянулась через весь наш второй сезон.
Понимаете, я только начинал приобретать известность как танцор и был еще довольно молод, когда пуля грабителя раздробила мне бедренный сустав.
Это было давным-давно, но я помню, что был чертовски хорошим танцором.
Я никогда опять не буду так хорош, даже если смогу снова пользоваться ногой. Некоторые из тех, кого мы отвергли, были лучшими танцорами, чем я до травмы — в земных условиях. Я верил, что по-настоящему хороший танцор почти автоматически имеет необходимые качества, чтобы обучиться думать пространственно, сферически.
Мрачные результаты первого сезона показали мне мою ошибку, поэтому для второго семестра мы использовали другие критерии. Мы пытались выбирать людей со свободным мышлением, с нестандартным мышлением, с мышлением, не связанным предвзятостью и ортодоксальностью. Рауль описал их как «тип читателя фантастики». Результаты были кошмарны.
Прежде всего обнаружилось, что люди, которые способны подвергнуть сомнению даже свои самые основные аксиомы интеллектуально, вовсе не обязательно способны это сделать физически — они могут вообразить, что необходимо сделать, но сделать этого не могут. Еще хуже, что люди со свободным мышлением не могут сотрудничать с другими свободно мыслящими людьми, не могут последовательно принять точку зрения другого человека. Мы хотели сделать танцевальную коммуну, а у нас получилась классическая коммуна, где никто не хотел мыть тарелки. Один парень был способен стать отменным солистом — когда я его отпустил, я рекомендовал «Бетамаксу», чтобы они финансировали для него студию, — но мы с ним работать не могли.
И двое из этих чертовых идиотов умерли из-за собственного бездумия.
Они все были по-настоящему хорошо тренированы для выживания в невесомости, прошли бесконечную муштру основных правил жизни в кос— мосе. Мы использовали систему парной страховки для каждого студента, который выходил в открытый космос, и мы принимали все возможные меры предосторожности, которые я мог придумать. Но Инга Сьеберг не могла утомлять себя проверкой и техобслуживанием своего р-костюма целый час каждый день. Она ухитрилась не обратить внимание на все шесть классических признаков начинающейся поломки системы охлаждения, и однажды при восходе солнца она сварилась. И ничто не могло заставить Алексея Никольского подстричь пышную гриву каштановых волос. Вопреки всем советам он настаивал, что будет делать на затылке нечто вроде свернутого вдвое конского хвоста, «как он всегда делал». Единственное, на что его удалось уговорить, это на тоненькую ленточку для волос. Ясно как божий день, что она порвалась в разгар занятий, и он, естественно, стал задыхаться. Мы были в нескольких минутах полета от помещений, так что он бы наверняка не задохнулся, пока его тащили. Но в то время как мы с Гарри буксировали его к Городскому Залу, он расстегнул р-костюм, чтобы по— править прическу.
Оба раза мы вынуждены были хранить тела в Чулане отвратительно долго, пока ближайшая родня вела дебаты, следует ли отправить останки в бли— жайший космопорт или же пройти через юридические сложности, чтобы получить разрешение на похороны в космосе. Кладбищенский юмор помог нам сохранить рассудок (Рауль стал было называть Чулан «каморкой могильщика Мак-Джи»), но сезон это весьма омрачило.
Ничуть не веселее было распрощаться с последними из тех, кто остался в живых. В тот день, когда Йенг и Дюбуа покинули нас, я был почти сражен. Я проводил их лично, и пожатие рук в р-костюмах, напоминающее «коитус с презервативом», было, по горькой иронии, слишком к месту. Весь этот се— местр, как и первый, был коитусом с презервативом — тяжкий труд и никаких плодов, — и я возвратился в Городской Зал в самой черной депрес— сии, которой у меня не было с тех пор… с тех пор, как умерла Шера. По закону подлости моя нога болела; мне хотелось на кого-нибудь вызвериться.
Но когда я прошел через шлюз, то увидел Норри, Гарри и Линду, наблюдающих за Раулем, который творил чудеса.
Он не замечал их и вообще ничего вокруг, и Норри предостерегающе подняла руку, не глядя на меня. Я отложил на время свои настроения и при— слонился спиной к стене рядом со шлюзом; подушечка «липучек» между лопатками надежно меня пристегнула. (Вся сфера покрыта «липучками» с пе— тельками; подушечки из «липучек» с крючочками пришиты к нашим тапочкам — в которых большие пальцы отдельно, — к ягодицам, бедрам, спинам и тыльной стороне ладоней перчаток. «Липучки» — это наша самая дешевая мебель.) Рауль творил чудеса из подручных материалов. Его самым таинственным орудием было то, что он называл «Супершприц». Эта штука выглядела, как медицинский шприц для подкожных впрыскиваний, страдающий слоновой болезнью: корпус и поршень были огромными, но сама игла была стан— дартного размера. В руках Рауля это было волшебной палочкой.