— Разве командиры с истощенной нервной системой непобедимы? — Его холодные голубые глаза слегка потеплели. Он уставился на свои руки. — Я сказал тебе, это моя личная просьба. Мне не нравится, как ты выглядишь. Ты устала, Шейла. Послушай, ты все взвалила на свои плечи. Ты сделала невозможное. Посмотри на себя. Ты потеряла килограмм пять. Только кожа да кости. Твои глаза потускнели. — Он кивнул самому себе и встал на ноги. — Да. Я беспокоюсь. И это до смерти пугает меня.
— Виктор? — она смотрела пристально. — Извини. Я и в самом деле устала. Знаешь, как мне хочется отдохнуть пару деньков и поехать куда-нибудь. Поужинать при свечах, сходить в театр, погулять где-нибудь по песчаному пляжу и поболтать. Только ты и я. Мы могли бы смотреть на облака, пить кофе на террасе. Вообще делать все что угодно, только бы забыть о сегодняшних заботах.
Плечи его ссутулились.
— Это было бы замечательно. Может быть, однажды так и будет, когда всему этому придет конец. Я знаю отличную бухту на Черном море. Вода там как бирюзовый хрусталь.
Шейла улыбнулась и подошла к нему поближе, обвивая его руками.
— Обещай мне, Виктор. Давай так и сделаем. Пусть это будет символом для нас с тобой. Мы будем сражаться не только за планету, а и за этот песчаный пляж, за то время, которое мы будем проводить вместе с тобой.
— Обещаю.
Она улыбнулась ему, теперь ей стало легче.
— А теперь поспи, — сказал он.
Она согласилась.
— Я попытаюсь. По крайней мере, до тех пор, пока кошмары меня не разбудят. Мне постоянно чудится, что все на Земле рушится. Земные пейзажи становятся похожими на какие-то фантастические пустоши. По речкам сплавляется пепел, окруженный перевернутыми тушами мертвой рыбы, с костей мертвецов, как теплая жижа, сползает плоть. Дома в руинах, везде зияют черные дверные и оконные проемы. Обугленные деревья — ни единого листочка. И воздух — тяжелый, дымный, безжизненный. В серой траве лежат лоскутки крыльев бабочек, и солнце светит тускло-желтым светом.
Он крепко обнял ее.
— Мы этого не допустим.
— Останься со мной. Виктор. Ты это сделаешь? Останешься со мной? Будешь обнимать меня, пока я сплю?
Она услышала, как он тяжело вздохнул.
— Да. Если это поможет тебе отдохнуть, я останусь и буду обнимать тебя.
— Эй, парень, а ты когда-нибудь спишь? — глядя на Кляксу, спросил Мэрфи.
— Во всей вселенной спят только люди, — пропищал Клякса. Мэрфи оглянулся посмотреть на крепко спящую Катю. Она свернулась клубком в одном из командных кресел. Она совсем измучилась от долгого наблюдения за мониторами. Он поборол желание приблизиться и погладить ее манящее тело.
Мэрфи подумал о новом капитанском мостике, который все еще строился в одном из отсеков корабля. Кляксе он покажется баскетбольным кортом.
— И сексом Ахимса никогда не занимаются? — поинтересовался Мэрфи, пораженный этой мыслью.
— Никогда, — заверил его Клякса, перекатываясь с боку на бок, образовывая манипуляторы и проверяя мониторы “Призрака”.
— Странное дерьмо, парень, — Мэрфи покачал головой. — А как же вы делаете новых Ахимса?
— Это произошло в океанах моей родной планеты, Мэрфи. Когда Ахимса принимал решение умереть, он становился плоским — как Толстяк. Потом, если его мозг приходил к решению, что нет смысла в реставрации круглой формы, он распадался окончательно, и его клетки свободно расплывались в водах океана. У каждой клетки появлялась возможность вырасти в нового Ахимса. У нас тоже была эволюция, со временем мы менялись, присоединяя к себе клетки других Ахимса. Может быть, клетки также менялись под влиянием радиации. Но этот процесс был очень медленным.
— А где же родина Ахимса? Если бы мы знали, где она находится, мы могли бы вычислить Оверонов и оценить размеры угрозы, которую они представляют для Земли.
— Конечно, Мэрфи, но нашей родной планеты больше не существует. Ты видел большую карту в навигационной комнате? На ней можно увидеть нашу родную галактику. Вы называете ее Скульптор, она расположена на расстоянии почти в полмиллиона световых лет от этой галактики Млечного Пути. Еще до того, как образовалась ваша галактика, наше солнце взорвалось.
Мэрфи тревожно взглянул на Кляксу.
— Так сколько же тебе лет, малыш?
Клякса зашипел, запищал, сплющиваясь, загружая информацию в компьютер. Через минуту он ответил:
По вашим меркам, около семи миллиардов лет, но из-за искривления времени…
— Ни фига себе, парень! — поразился Мэрфи. Катя испуганно заморгала, что-то пробормотала в полудреме и опять свернулась в клубок.
Мэрфи воскликнул:
Клякса ласково пропищал:
— Если захочу — умру. Может быть, сделаю то же самое, что делает сейчас Толстяк. Но большинство из нас ждут до тех пор, пока не сойдут с ума, потом умирают.
— Но… но… — Мэрфи старался сформулировать мысль. — Как ты все помнишь? Вы должны быть чертовски сообразительными ребятами! То есть… Иисусе!
Клякса перекатывался с боку на бок.