Мать еще больше прибавила ему забот, когда увидела, что «этот зверь» возвращается домой. Джон Томас не стал обращать внимания на ее требования и угрозы, поставил своего друга под навес, накормил и напоил его. Спустя некоторое время мать снова устроила в доме скандал и заявила, что сейчас отправится за шефом Драйзером. Джонни ожидал подобного и был вполне уверен, что ничего из этого не выйдет. Так оно и было, мать осталась дома. Но Джонни был погружен в грустные мысли. С давних пор у него вошло в привычку ладить с матерью, уступая ей и подчиняясь. Когда он противился ей, это для него было большей мукой, чем для нее. Каждый раз, когда его отец уезжал, в том числе и в тот раз, когда его корабль не вернулся, он говорил Джонни: «Заботься о матери, сын, не расстраивай ее».
Он старался… он действительно старался! Но был уверен, что отец никак не ожидал, что мать попытается избавиться от Ламокса. А матери следовало знать и понимать лучше, она ведь вышла замуж за отца, зная, что Ламокс — часть его хозяйства. Разве не так?
Вот Бетти никогда так не поступит…
А может, и она?..
Женщины — очень странные существа. Может, ему и Ламоксу следует на всю жизнь остаться вдвоем и не рисковать?
Так он размышлял до самого вечера, сидя рядом со звездным зверем и поглаживая его. Его по-прежнему беспокоили опухоли Ламокса. Одна из них казалась очень истонченной и готовой прорваться. Джон Томас не знал, следует ли ее разрезать. Но больше, чем он, об этом не знал никто, а сам он не мог решить.
Вдобавок ко всему Лами был еще и болен, это уже слишком!
Он не пошел обедать. Спустя некоторое время мать сама пришла с подносом:
— Я подумала, что тебе, наверное, хочется перекусить здесь, рядом с Ламоксом, — сказала она ласково.
Джонни посмотрел на нее с удивлением.
— Да ну что ты… спасибо, мам… ох, действительно спасибо.
— Как Лами?
— Подозреваю, что с ним все в порядке.
— Ну и хорошо.
Джон Томас смотрел ей вслед, когда она уходила. Если мать сердилась, это было плохо, но когда у нее был такой вкрадчивый кошачий взгляд, источавший дружелюбие и ласку, он еще больше настораживался. Тем не менее, он с огромным удовольствием слопал обед, поскольку не ел с самого утра. Спустя полчаса мать снова вышла.
— Наелся, мой мальчик?
— Да, спасибо. Было очень вкусно…
— Замечательно, дорогой. Не принесешь ли поднос? Да и сам иди в дом: в восемь часов к тебе придет какой-то мистер Перкинс.
— Мистер Перкинс? Кто он такой?
Дверь уже закрылась.
Он нашел мать в нижнем зале, сидящей в кресле и вяжущей носки. Она улыбнулась и сказала:
— Ну, как мы себя теперь чувствуем?..
— Все в порядке. Скажи, мама, кто такой этот мистер Перкинс? Почему он хочет видеть меня?
— Он позвонил сегодня после полудня и попросил назначить ему встречу. Я велела ему прийти в восемь.
— Но он сказал, что ему нужно?
— Да… Возможно, он и сказал, но твоя мать думает, пусть лучше мистер Перкинс сам объяснит цель своего визита.
— Это касается Ламокса?
— Не устраивай мне допрос. Очень скоро ты сам все узнаешь.
— Но послушай…
— Давай не будем больше говорить об этом, ладно? Сними ботинки, дорогой, я хочу измерить твою ногу.
Ничего не понимая, он начал снимать ботинок. Затем замер.
— Мам, я не хочу, чтобы ты вязала мне носки.
— Что? Но твоей маме доставляет удовольствие делать это для тебя.
— Да, но… послушай, мне не нравzтся носки домашнего вязания. У меня от них на ступнях образуются мозоли. Я тебе уже не раз говорил.
— Не говори глупости! Как может мягкая шерсть причинить ногам какой-то вред? И подумай, сколько пришлось бы заплатить за носки из натуральной шерсти ручной работы, если покупать их. Большинство ребят были бы только благодарны.
— Но я говорю тебе, они мне не нравятся!
Мать вздохнула:
— Иногда, дорогой, я просто не знаю, что с тобой делать. Действительно не знаю. — Она свернула вязание и отложила его в сторону. — Иди вымой руки… да и лицо тоже. И волосы причеши. Мистер Перкинс будет с минуту на минуту.
— Скажи, этот мистер Перкинс…
— Поторопись, дорогой. Не создавай маме лишних хлопот.
Мистер Перкинс оказался на первый взгляд приятным мужчиной. Джону Томасу он понравился, несмотря на имеющиеся подозрения. После вежливого обмена ничего не значащими фразами, выпив ритуальную чашку кофе, он приступил к делу.
Мистер Перкинс представлял Лабораторию уникальных животных Музея естественной истории. После публикации в газетах фотографии Ламокса в связи с процессом в Музее обратили на него внимание — и теперь хотели его приобрести.
— К моему удивлению, — добавил он, — листая архивы, я обнаружил, что Музей уже делал попытку приобрести этот экземпляр… полагаю, у вашего дедушки. То же имя, что у вас, и даже адрес совпадает. И, кстати, а не родственник ли вы…
— Да, это мой прапрапрадедушка, — прервал его Джон Томас. — Вероятно, то был мой дедушка, у которого хотели купить Ламокса. Но он не продавался тогда, не продается и теперь.
Мать оторвалась от вязания и сказала:
— Будь благоразумен, дорогой. Ты в таком положении, что тебе придется пойти на это.
У Джона Томаса был упрямый вид. Мистер Перкинс продолжал с лучезарной улыбкой.