Макклюр потерял дар речи. Повернувшись, он рявкнул:
-- Мистер Кику! Вы не имеете права говорить с прессой. Это приказ!
Роббинс откусил заусеницу, сплюнул и сказал:
-- Ради Бога, Мак! Вы не можете одновременно увольнять его и запрещать ему говорить...
-- Секреты Департамента...
-- Эти департаментские секреты -- мое больное место! Может быть, в соответствии с ними, вы имеете право назначить ему какое-то особое выходное пособие, но неужели вы думаете, что это его остановит? Генри -- человек, у которого нет страхов, нет надежд, нет иллюзий; и вы не можете дотянуться до него. И, если все, что он может рассказать репортерам, вы окрестите "секретами", это принесет вам куда больше вреда, чем если вы не будете дурачить их.
-- Могу я сказать несколько слов? -- вставил Кику.
-- А? Пожалуйста, мистер Кику.
-- Благодарю вас, мистер Секретарь. Я не собираюсь сообщать прессе аспекты этого дела. Я просто хотел доказать, доводя ситуацию до абсурда, что правило, по которому народ должен быть информирован... может, как и каждое правило... привести к неприятным результатам, если его применять слепо. Я вижу, что вы действовали непродуманно, сэр. Я хотел удержать вас от дальнейших необдуманных поступков, пока мы не выработаем меры, которые смогут предотвратить неприятности.
Макклюр внимательно посмотрел на Кику:
-- Что вы имеете в виду, Генри?
-- Я всегда имею в виду только то, что говорю. Это экономит время.
Макклюр повернулся к Роббинсу:
-- Вы видите, Вес? Не на то дерево вы лаете, Генри благородный человек, если даже мы и расходимся с ним во мнениях. Видите ли. Генри, я поторопился. Я решил, что вы мне угрожаете. Давайте забудем все, что я говорил относительно вашей отставки, и принимайтесь за дело. Ну?
-- Нет, сэр.
-- Что я слышу? Хватит, человече, не будьте ребенком. Я был вне себя. Я был оскорблен, я сделал ошибку. Я извиняюсь. Кроме того, мы не должны забывать о благе общества.
Роббинс оскорбительно хмыкнул. Мистер Кику был вежлив:
-- Нет, мистер Секретарь, на меня это не действует. После того, как я один раз был вами уволен, я не могу больше пользоваться тем вашим доверием, которого требует работа под вашим руководством. Дипломат может действовать, только если ему доверяют; часто это его единственное оружие.
-- М-м-м... ну, я готов признать, что ошибался. В самом деле.
-- Я верю вам, сэр. Могу ли я высказать последнее и совершенно неофициальное предположение?
-- Что за вопрос, конечно, Генри.
-- Кампф будет самым подходящим человеком для обыденной работы, пока вы не подберете новую команду.
-- Да, да, конечно. Если вы так считаете, так оно и должно быть. Но, Генри... он будет исполнять эти обязанности только временно, пока вы все не обдумаете. Потом мы скажем, что он плохо себя чувствует или что-то в этом роде.
-- Нет, -- холодно ответил мистер Кику и направился в свой офис.
Но прежде чем он сделал несколько шагов, Роббинс гаркнул:
-- Вы, двое, успокойтесь. Ничего еще не решено. Макклюр! Вы сказали, что Генри благородный человек. Но вы кое-что забыли.
-- Да? Что именно?
-- Генри всегда играет строго по правилам. Что же касается меня, я вырос на заднем дворе, и меня все эти тонкости не интересуют. Я соберу ребят и все им выложу. Я им расскажу, где собака зарыта, кто тележку опрокинул и кто кладет ноги на стол.
-- Если вы сообщите такие непроверенные сведения, -гневно сказал Макклюр, -- не рассчитывайте, что вам когда-нибудь удастся получить работу при нынешней администрации!
-- Не угрожайте мне, вы, перезревшая тыква! Карьера меня не интересует, и без работы я не останусь. После того, как я спою свою песенку, меня ждет работа в "Столице -- от и до", где я буду вести колонку и с удовольствием рассказывать читателям, как живут наши супермены.
Макклюр воззрился на Роббинса:
-- Вам совершенно чужды всякие понятия о верности и благородстве.
-- В ваших устах. Мак, это звучит поистине прекрасно. А чему верны вы? Только стремлению сберечь свою политическую физиономию?
-- Это и в самом деле не совсем благородно, Вес, -- мягко вмешался мистер Кику. -- Секретарь совершенно твердо высказался относительно того, что мальчик не должен быть принесен в жертву.
Роббинс кивнул:
-- 0'кей, Мак, запишем это на ваш счет. Но вы хотели принести в жертву сорок лет беспорочной службы Генри, чтобы спасти свою собственную отвратную физиономию. И не беспокойтесь: что касается меня, я позабочусь, чтобы она украсила первые полосы всех газет. Мак, больше всего газетчики терпеть не могут тех, кто рвется в заголовки. В стремлении человека видеть свое имя набранным большими буквами есть что-то омерзительное и отвратное. Я не могу переделывать вас, да и не хочу, но будьте уверены, что ваше имя будет вынесено во все заголовки, вот такими буквами... но это будет в последний раз, пока...
-- Что вы имеете в виду?.. "пока"?
-- Пока мы не соберем Шалтая-Болтая опять.
-- Ах, вот как? Смотрите, Вес, я ни с чем не посчитаюсь.