Звездочет

Мы с трудом поднимаемся по лестнице и дружной компанией усаживаемся у барной стойки.

Я безукоризненно вежливо, с долей приятной застенчивости и уважения обращаюсь к бармену с просьбой приготовить два коктейля с ромом.

– Рома нет, – тут же отвечает смуглолицый бармен. – Есть только виски.

– Давай, – я легко соглашаюсь, так как все равно платить не мне.

Пока бармен готовит коктейли, И. снова вопрошает:

– Как там у вас, в Мегаполисе?

Она еле-еле выговаривает эти слова. Я смотрю в ее мутные глаза, натянуто улыбаюсь, едва сдерживая раздражение, и спрашиваю в ответ:

– Как там у вас в Тронхейме?

Такое ощущение, что И. только и ждала от меня этого вопроса.

– О’кей! – с улыбкой на лице говорит она.

Что же еще она может ответить? Хорошо уже то, что она не сваливается с табурета. Она обнимает меня левой рукой за шею, а я придерживаю ее за спину, поглядывая на ее стройные ноги, словно пытаюсь себя убедить, что она не так плоха, какой показалась мне вначале.

Оказывается, просто так пить коктейль И. слишком скучно. Она тут же придумывает забаву. Коктейль становится шахматной доской без единой фигуры. Это первое, что мне приходит на ум, когда И. предлагает, чтобы я тянул виски с кока-колой через трубочку с ней по очереди.

– Твой ход, – вялым тягучим голосом говорит она, отпив, и пододвигает ко мне стакан.

Когда виски выпито, она начинает переговариваться с К., а я на вопрошающий взгляд Леши – «иметь или не иметь» – пожимаю плечами.

Судя по всему И. не против продолжить веселье за чужой счет. С дурашливой улыбкой капризной пьяной девчонки, уверенной в своей абсолютной правоте, со всей прямотой, на которую только способна, И. заявляет, что они с К. хотят в клуб, где будут танцевать и веселиться.

Я вежливо улыбаюсь, поддерживая таким образом их уверенность в том, что мы с Лешей два круглых идиота. И пока норвежки шепчутся между собой, советую Леше больше не тратить деньги впустую на этих пьяных дурочек и говорю о том, что выхожу из игры. Будь И. красивее, я приложил бы все усилия, чтобы споить ее в этом же баре, а потом не преминул бы воспользоваться ее слабостью и реализовать свою. Но уединяться с И. у меня желания нет. Леша мнется, не в силах принять решение. Он тревожится, что может упустить возможность совокупления, когда для меня очевидно: ничего путного мы от этих норвежек не добьемся. А если так, то зачем они нам? Терпеть их пьяное общество, снисходительно выслушивать разную чепуху и быть верными слугами, развлекающими своих господ? Увольте!

Леша опять говорит, чтобы о деньгах я не беспокоился. Конечно же, он не хочет остаться с ними один, да и я бы на его месте не рискнул. И вновь я соглашаюсь. То ли ради друга, то ли ради того, чтобы убедиться в верности своих предположений. Неизвестно. Известно лишь то, что Леша может истратить на К. все свои деньги. Когда на тебе виснет симпатичная девушка, отчасти ты теряешь бдительность. В ее объятиях с той же решительностью, с которой еще минуту назад убеждал себя в пагубности этих отношений, ты уже готов на всякого рода безрассудства, оборачивающиеся впоследствии, что и случается чаще всего, сожалением и неприятностями. Ведь ты уже не замечаешь, как она использует тебя. Укрощенный ее ласковой улыбкой, обаянием, телом, ты неизбежно на какое-то время превращаешься в дурака. В этом нет ничего страшного, достаточно только осознать, что с тобой происходит, и отрезвиться терпкой реальностью. Порою сделать это чрезвычайно сложно, в особенности, когда искусные соблазнительницы пускают в ход все свои чары. В Лешиных глазах волчья тоска, какая-то обреченность, жажда любви. Он готов зацепиться сейчас за любую девушку, только бы она его не отвергла.

У нас в руках, если вы не забыли, пакеты с едой. В клуб с йогуртом и круассанами? По моей команде пакеты летят в мусорный бак. Они нам мешают еще и потому, что приходится поддерживать вконец опьяневших норвежек. Их шатает из стороны в сторону, и они рискуют упасть. Чувство стыда утрачено окончательно. Мне несколько неловко перед охраной за таких невменяемых подруг, однако нас все же пропускают. Играет что-то вроде R’n’B, но наши танцы настолько ужасны, что я вообще сомневаюсь, можно ли так танцевать. Обхватив тела И. и К., с идиотскими выражениями лиц, мы танцуем, точно детишки водят хоровод вокруг новогодней елки. Я – как клоун, пытающийся развеселить самого себя. Апофеоз бессмысленности человеческой жизни. Танец грустных актеров, с завидным упорством выжимающих из себя исступленное веселье. Здесь все настолько безразличны друг другу, что едва ли кто-нибудь заметит твой уход. Демократическое счастье, доступное всем и вся, мнимая безопасность, иллюзия жизни, мираж воображения. Мне опротивела вся эта фальшь! Где же настоящая жизнь? Где настоящие люди? Не умер ли я сам?

И. встречает своих подруг. Я смотрю на них оценивающим взглядом, думая о том, что если они так же пьяны, как К. и И., то я смогу выбрать себе другую девушку на ночь. Но эти девушки так же похожи на холеных моделей, как я на культуриста.