Звездочёт из Нустерна и таинственный перстень

– Скажите, господин Карабус, вы надолго приехали в Нустерн?

Гость как-то рассеяно посмотрел на Бальтазара и, вздохнув, ответил:

– Не знаю, как вам и сказать. Все будет зависеть от обстоятельств. Если и здесь меня ждет неудача, то отправлюсь дальше на север, хотя мне так нравится у вас.

– Дальше на север? – удивленно переспросил Локк. – Да ведь дальше нет дороги, сударь. На севере Красное болото и Дальний лес, который тянется неизвестно сколько. Одно слово – Глухомань.

– Как так? – спросил Карабус. – Совсем нет дороги?

– Так вот, нет, – подтвердил архивариус. – Разве что считать дорогой кабаньи тропы, но ходить по ним небезопасно.

– Еще бы, – подхватил трактирщик, – многие ходили по ним, но не многие возвращались.

Это сообщение привело Самюэля в крайне восторженное состояние. Он вскочил с места и принялся метаться по трактиру.

– Нет дороги! Ведь это замечательно! – восклицал он. – Ведь это надежда! Неужели в этой милой стране мне повезет? Ах, если бы! Если бы она была здесь!..

Восклицания юноши становились все более невнятными, в них даже почудились чужие, незнакомые слова, к которым внимательно стал прислушиваться архивариус. Наконец, восторженный юноша, то ли устав, то ли вспомнив что-то неприятное, остановился. Восторг его пропал так же внезапно, как и появился. Он сел на место и со вздохом попросил еще стаканчик вина.

– Охотно, сударь. – отозвался Локк и удалился к стойке.

– Простите, господа, – проговорил Карабус. – Я выгляжу ужасно глупо. Но если бы вы знали мои обстоятельства, то охотно извинили бы меня.

– А что с вами случилось? – спросил Себастьян.

– Случилось, да-да, случилось, – горестно промолвил гость. В эту минуту Локк подал ему вина. Гость занялся напитком, и чрезвычайно заинтересованный звездочет остался без ответа.

Вино подействовало благотворно. Печаль покинула Самюэля Карабуса, но взгляд его сделался усталым и сонным.

– Простите, господа, я ужасно устал. Столько времени был в тревоге, а теперь вы сообщили мне такое, от чего поневоле сойдешь с ума. Удивляюсь, как еще меня ноги держат.

– Вам, сударь, самое лучшее сейчас пойти отдохнуть, – проговорил трактирщик.

– О да, это было бы замечательно, – согласился гость.

– Пойдемте, я вас провожу в вашу комнату, – предложил Локк.

– Да-да. Спокойной ночи, господа. Простите, что обеспокоил вас.

Звездочет и архивариус раскланялись с гостем, Локк взял его под руку и только тут опомнился:

– А где же ваши вещи, сударь?

– Вещи? – удивился юноша. – Какие вещи? Ах да! Никаких вещей у меня нет. Все мое имущество здесь, – и он указал пальцем на грудь.

Когда Локк с гостем поднялись наверх, архивариус спросил друга:

– Ну, что скажешь, Себастьян?

– Очень странный молодой человек, – отозвался тот, – но при всем этом он мне понравился. Восторженный и доверчивый, просто как ребенок.

– Я нашел нашего гостя более проницательным, чем доверчивым. Он умеет читать в душах.

– И все же, согласись, он очень милый человек.

– Милый, не спорю. Но меня больше всего интересует, как он сюда попал.

– Что ты имеешь в виду?

– По моим подсчетам, – сказал архивариус, выбивая трубку о каблук, – ворота во всем городе закрылись по меньшей мере за полчаса до появления Самюэля Карабуса в трактире.

Глава третья

Храбрый гончар. – Любопытство Себастьяна Нулиуса и разбитое стекло. – Старая Марта.

После упомянутого вечера прошло два дня. Обстоятельства сложились так, что все это время Себастьян был чрезвычайно занят; и если до этого, во время пасмурных и дождливых недель, он корпел над составлением гороскопов (занятием, не слишком им любимым, но приносившим изрядный доход), то теперь, когда над Нустерном воцарилась ясная, безоблачная погода, наконец можно было заняться астрономическими наблюдениями. Да и на душе у звездочета стало светлее, и недавняя хандра казалась теперь нелепой. «Прав был Артур, – думал Себастьян, – я слишком утомился в теоретических занятиях, не имея возможности заниматься наблюдениями, а ожидание чего-то нового, какая-то там дорога, о которой толковал Бальтазар, – все это миражи и нелепые фантазии».

Себастьян практически не выходил из башни возле Западных ворот, где проживал вместе со своей старой нянькой. Ночь он проводил в обсерватории, вооруженный астрономической трубой и секстантом, днем отсыпался, набираясь сил, а вечером исправлял звездные карты после ночных наблюдений. Но лишь гас последний солнечный луч и небо наполнялось звездным сиянием, звездочет снова поднимался на башню. Он дорожил каждым часом погожей ночи. Временами Себастьян вспоминал чудаковатого Самюэля Карабуса, и тогда душу его наполняло горячее желание увидеть нового знакомого. Это было странно. Себастьян не мог понять, почему этот юноша из дальних краев за полчаса вечернего разговора стал ему таким близким. Но работы было много, и она быстро вытесняла образ Самюэля Карабуса на окраины памяти.