Звездочет

Через некоторое время плач прекращается. Литзи, забравшись на подоконник, смотрит в море, ничего уже не ища в нем. Перпетуо догадывается. Начинает колотить в дверь: «С ума сошла! Не смей!» Все происходит со скоростью вдоха. Она не слышит ни музыкантов, начавших играть на террасе, ни ударов в дверь беснующегося Перпетуо. Ее тело балансирует над пустотой, но три ее пальца все еще держатся за подоконник, хотя по ним бежит липкий пот и она чувствует, как они разгибаются. Она падает в тот момент, когда Перпетуо кричит и роняет бутылку. Он слышит только звон стекла, но как ошпаренный бежит на улицу.

Ужасно. Солнце Кадиса проникает в расколовшийся череп и освещает расквашенный мозг. Вокруг собирается публика из «Атлантики» и рассматривает эту массу из мяса и крови, которая была прекрасной женщиной. Перпетуо заворачивает ее в простыню, берет на руки и прижимает к груди, чтобы унести. Охваченная его руками, простыня приобретает прежние прекрасные формы Литзи.

Этим же вечером умирает и Ассенс. Хроника его смерти, проговоренная им самим, лаконична. Когда он чувствует, что начинает умирать, — зовет жену.

— Фелисиана, — говорит он ей, — когда окончилась война, я превратился в безнадежный труп. Когда заболел тифом, перешел в категорию трупов неизбежных. И вот сейчас я достигну состояния трупа фактического. Я жалею только об одном.

— О чем, Дарио?

— Что никогда не напечатал в газетах, где я работал, самое важное в моей жизни сообщение.

— Какое сообщение, Дарио?

— Что я ни на одну минуту не переставал тебя любить, Фелисиана, с того самого раза, как увидел тебя впервые. Ты была лучшим событием в моей жизни. Напиши это красными чернилами в сегодняшней газете. Сделай это за меня.

Фелисиана отвечает ему, когда он уже мертв:

— Это сообщение, Дарио, лучшее из всех, которые я узнала в моей жизни. Но его я сохраню только для себя.

У ножек кровати лежит сегодняшняя газета, а рядом — перо и чернильница с красными чернилами. Фелисиана с нежностью смотрит на чернильницу, потом опрокидывает ее на первую страницу, подходит к окну и опускает газету в лоно легонько подувающего западного ветра.

— Я не умею писать, как ты, Дарио, — говорит она мертвецу, как будто он еще жив. — Это кровавое пятно будет твоим некрологом.

Затем она открывает ящик, где хранятся две таблетки, оставленные доктором Бустаманте, и возвращается к кровати. Она устраивает себе место рядом с недвижным телом, на которое снова надела очки, и, проглотив разом обе таблетки, спокойно ожидает последних сумерек, сжимая руку Ассенса, запачканную чернилами и еще теплую.

15

Дверь открывается, и в полутемной комнате появляется улыбающийся отец. Сон отлетает от Звездочета, возбужденного смутным предвкушением неизвестно чего. Достаточно одного неприметного жеста Великого Оливареса, этого поразительного соблазнителя, чтобы глаза Звездочета, все еще блуждающего в лабиринтах сна, прозрели и сосредоточились именно на той точке пространства, где должен начаться спектакль. Великий Оливарес достает монету, и рука его тут же превращается в сцену, тиранически завладевающую вниманием зрителя. Монета скользит, легкая, как снежинка, с указательного пальца на мизинец и исчезает в закрытом кулаке, из которого внезапно проклевываются четыре точно такие же монеты, зажатые между пальцами, а большой палец распрямляется в жесте «отлично!».

— Привет, Рафаэль! — говорит отец.

В последнее время они видятся не так уж часто, и непонятно, по-прежнему ли общими остаются их желания и надежды или уже нет. Жизнь Великого Оливареса круто изменилась: похоже, что он открыл золотоносную жилу или на него свалилось неожиданное наследство. Вокруг него сохраняется его обычная аура — ощущение, будто он вот-вот совершит что-то чудесное или очень лихое. Но в его фокусах карты вытеснены теперь монетами, которые с подозрительной легкостью размножаются в его пустых руках нищего безработного иллюзиониста. И так же легко и загадочно из них ускользают. Звездочету известно, что отец не считает ни деньги, ни часы, проматывая свое время в портовых барах, где его статная фигура в желтом рыбацком жакете мелькает среди спекулянтов, торгующих содержимым пакетов, которые Красный Крест посылает беженцам, дефицитными лекарствами и паспортами стоимостью в человеческую жизнь. Он делает обход этих злачных мест, будто какой-нибудь властительный сеньор, заглядывающий с проверкой на чердак своего дома.