Звездочеты

Запасным позициям Семен придавал большое значение: в случае чего — это было ясно, как дважды два, — артиллерия немцев обрушит удар по заставе, отмеченной у них, разумеется, на всех картах. А пограничники, заранее выведенные с заставы на запасную позицию, смогут обороняться до прихода наших войск. Смородинов в свое время горячо одобрил инициативу лейтенанта Легостаева, и запасные позиции были оборудованы почти на всем участке отряда.

Дежурный по заставе встретил Семена обнадеживающим рапортом: все в порядке, происшествий не случилось. Бойцы, помогавшие соседней заставе ловить диверсантов, отдохнули и готовы нести службу.

— И никаких новостей? — с недоверием переспросил Семен, зная, что порой о неприятном дежурные предпочитают умалчивать или же, на худой конец, оставляют их «на закуску».

— Есть одно известие, — замялся дежурный, и плутоватое лицо его просияло. — Походная кухня прибыла, товарищ лейтенант. Поставлена у конюшни, повара изучают матчасть. Раскритиковали вдребезги, товарищ лейтенант! Доказывают: мол, такого борща, как на заставе, в этом адском котле в жисть не сварить!

— Приспичит — сварят! — пообещал Семен. — А боеприпасы привезли?

— Никак нет, товарищ лейтенант. Из отряда звонили: к вечеру подвезут. У них машина на левом фланге в болоте застряла.

— У них всегда застревает, — из-за спины Семена проворчал Фомичев.

«Какой же сегодня день? — спешиваясь, переключился на другие заботы Семен. — Кажется, четверг. Или пятница? Завтра — непременно телеграмму Насте, благо адрес нашелся. Пусть приезжает. А война — так вместе…»

— А как старший лейтенант Хлебников? — спросил Семен, поднимаясь по ступенькам крыльца. В такт шагам поспешно звякали шпоры. — Не полегчало?

— Не полегчало, товарищ лейтенант. — Улыбка не сходила с лица дежурного. — Бредит. А военврача вызывать запретил. Военврач, он, само собой, лихорадку не переборет, а все ж таки медслужбе — процент. У них как? У них тоже борьба за план.

— Стройте заставу на боевой расчет, — оборвал его Семен, не любивший пространных объяснений.

— Есть строить заставу на боевой расчет! — озабоченно повторил дежурный, моментально уловив настроение командира.

И зимой и летом бойцы выстраивались на боевой расчет в коридоре — высоком, сводчатом, с толстыми, как в крепости, стенами. Здесь всегда царила полутьма: приглушенный густой листвой деревьев свет падал сбоку, из дальнего узкого, забранного железной решеткой оконца, и потому лица бойцов казались скульптурно очерченными. Голос Семена в этом коридоре звучал гулко, стегал по ушам.

— Нового мне вам, товарищи пограничники, сказать нечего, — выслушав рапорт дежурного, медленно, но уверенно, стараясь не показать усталости, заговорил Семен. — Фашисты наглеют. Сегодня мы с Фомичевым своими глазами наблюдали: немецкий офицер наш погранстолб раскачивать вздумал.

— Шарахнуть бы по этому гаду — своим правнукам заказал бы, — не выдержал стоявший на левом фланге низкорослый, похожий на щуплого подростка боец Карасев.

Семен хотел было одернуть его, но вид у всегда тихого, неприметного и смирного Карасева был такой воинственный, что вызвал вместо гнева улыбку.

— Шарахнуть — ума не требуется, — назидательно сказал Семен. — Войну развязать и дураку нипочем. А вот как стоять, не дать границу нарушить, и главное, не поддаться на провокацию, — тут голова нужна, и, между прочим, с мозгами.

Семен, разумеется, не имел в виду именно Карасева, но тот принял эти обидные слова на свой счет.

— А у нас отродясь так — тебя дубиной по хребтине, а ты вроде подарок огреб — рот во всю харю, рад до смерти: на провокацию не поддался. Боец я или чрезвычайный посол? Не служба, а сплошная терпимость. А ежели, товарищ лейтенант, терпежу не осталось, весь вышел?

— Карасев, вы действительно не чрезвычайный посол, — помрачнел Семен. В душе соглашаясь с Карасевым, он тем не менее не мог допустить разговоров в строю, да еще такого рода. — И здесь не Наркоминдел, а пограничная застава. К тому же построенная на боевой расчет. И потому свои эмоции держите при себе.

— Есть держать при себе эти, как их… — серьезно и послушно отчеканил Карасев.

— Эмоции, — коротко хмыкнув, подсказал кто-то из второй шеренги.

— Помолчите, короче говоря, — примиряюще сказал Семен.

— Есть помолчать! — уже веселее выкрикнул Карасев. — А только у нас в деревне так заведено: сдачи не дашь — тебя в слабаки запишут, девки и те за версту обходить будут, до смертной щекотки засмеют.

— Им наши выстрелы — как яичко к христову дню, — возражая Карасеву, сказал обычно замкнутый командир отделения Деревянко. — Им бы только зацепку заиметь.

— А они и без зацепки полезут, будь спок, — раздался уверенный голос с правого фланга.

— Смирно! — рассвирепел Семен. — Из боевого расчета новгородское вече устроили. В колокола бы еще ударить.

Строй застыл. Семен продолжал объяснять обстановку, ставить задачу на очередные сутки, но теперь уже говорил резко, коротко, словно хотел своей отрывистой, не допускающей рассуждений речью предотвратить возможные реплики из строя.

После боевого расчета Семен пошел к Хлебникову.