Звездочёты с Босфора

— Нет плохих червей, — отшучивался Майк. — Есть плохие рыболовы… Рыбу знать нужно, — у каждой своя повадка: Одну на червя, другую на мидию, а третью на кильку поймаешь. Человек знающий, окуня за хвост подсечкой возьмет, а у таких как вы, окунь с грузилом и с крючками вместе уйдет…

Майк знал рыбу, но особенно хорошо знал он людей и маленькие их слабости. Делал вид, что верит хвастовству, и когда рыболовы привозили свой улов, — обязательно слегка преувеличивал вес рыбы, — ему не жалко, а человеку — приятно.

Что он делал зимой в этом домике на сваях, на берегу океана, было непонятно. Рыболовы больше не приезжали, никто не заказывал ему супа из ракушек и свежей рыбы. Лодки стояли полузатопленные. Под сваями разбивались мохнатые гребни волн, над низким, песчаным берегом ползли туманы, и где-то в океане, за косой, протяжно и печально перекликались пароходы, выходившие на простор. В такие дни Майк сидел у окна, покуривал трубку и смотрел, как легкий ветер гонит туман над песчаными дюнами, над унылым, засохшим камышом.

В молодости Майк был моряком, на долгие месяцы уходил в Южную Америку или в Австралию. Рано овдовел и не захотел отдать маленькую дочь на воспитание чужим людям. Майк навсегда остался на берегу, построил этот досчатый домик и стал промышлять лодками и рыбой. Это было очень давно. Жизнь прошла быстро, незаметно, — иногда он сам удивлялся, как промелькнули дни и годы. Когда умерла жена, Мэри была еще худенькой, белокурой девочкой. Потом пришлось купить велосипед, — Мэри стала ездить в школу, в соседний городок. Возвращалась вечером, привозила хлеб, молоко, табак для отца. Иногда Майк старался понять: когда произошло превращение Мэри в стройную, красивую девушку, на которую засматривались все рыболовы? Когда из здорового и жизнерадостного моряка он превратился в инвалида?

Что-то Майк проглядел, чего-то не понял, и так и умер, не разобравшись как следует в том, как прошла его жизнь.

* * *

В полдень рыба перестала клевать. Солнечные лучи падали отвесно, по воде играла серебряная рябь, на которую больно было смотреть. Приближался мертвый час, когда рыба засыпает и начинает клонить ко сну и людей, убаюкиваемых мерным покачиванием лодки.

От берега отвалила плоскодонка. Мэри стояла на корме, ловко работая одним веслом, и хотя начался отлив и в канале усилилось течение, лодку не относило в сторону.

— Мэри! — закричал мой спутник, сложив руки рупором. — Куда?

— На косууу… — понеслось над водой.

— А мы завтракать собирались…

Плоскодонка быстро приближалась. Поравнявшись с нами, Мэри сказала, уже не напрягая голоса:

— Вы выгребайте на поплавок. Там Джо. Он приготовит вам еду…

— Кто такой — Джо?

— Мой муж, — ответила Мэри.

Мы уставились на нее. Утром она не сказала, что вышла замуж, — сообщила только о смерти отца, дала лодку, и мы уехали. А теперь оказывается — муж… Должно быть, она заметила наше изумление и легкую растерянность и добавила:

— Не бойтесь — он вам не конкуррент. Он не любит ловить рыбу!…

Мэри лукаво засмеялась, перестала табанить веслом, загребла изумрудную воду, и лодка, виляя из стороны в сторону, пошла вперед. Когда молодая женщина была уже далеко, до нас донесся ее низкий, немного горловой голос. Она пела негритянскую песенку:

— …I have plenty of Nutt'n

Мы помолчали. Приятель начал сматывать удочки, а я занялся якорем. Сначала шла мокрая, холодная веревка с приставшей к ней морской травой. Потом показался тяжелый чугунный брусок, заменявший якорь. Я втащил его в закачавшуюся лодку.

Сели за весла, дружно ударили по воде, которая пошла за кормой широкими разводами. Навстречу поплыл берег, пришвартованные баркасы, причал на сваях.

На горячих от солнца досках, у самой воды, стоял молодой парень в тельнике. Он был светловолосый, с загоревшим лицом и шеей. Руки были мускулистые, движения ровные, уверенные.

Он помог нам пристать, подхватил конец, закрепил его, и когда мы выбрались из лодки, сказал:

— Меня зовут Джо. Я — муж Мэри.

* * *

Джо оказался покладистым малым, — словоохотливым и услужливым. Но никаких запасов на кухне не было. Мэри не ждала нашего приезда. Все же, нашлись яйца, хлеб и масло. Кофейник уже стоял на огне.

— Как рыба? — спросил Джо.

Рыболовы — народ суеверный и, чтобы не испортить день, мы сказали, что так, мелочь, ничего особенного. Джо выслушал с видимым удовольствием и кивнул головой:

— Отсюда даже рыба ушла, сказал он. — Место для утопленников.

Он налил кофе и присел за стол. Не торопясь закурил, затянулся два или три раза и заговорил, будто мы только на минуту прервали давно начатый разговор.