Звездочка

Она не слышала, что он говорит ей вслед, — просто выбежала прочь из его квартиры и шла, не разбирая дороги, не слыша ничего, не видя — просто ослепнув…

«Он меня предал…»

Дело было в том, что они не могли друг другу сказать, что они чувствуют. Обоих переполняла гордыня, так свойственная молодым душам, и оба молчали. Ждали, кто, собственно, признается первым в том, что не может жить без другого… Ждали, чья крепость падет первой.

Отношения их все меньше напоминали дружбу, и все чаще зажигался в глазах огонек обиды…

В юности мы делаем столько глупостей…

Они с Ником уже подошли к Машкиному дому.

Она так погрузилась в былую боль, что не сразу вспомнила код. Ник стоял, терпеливо ожидая, когда мама придет в себя, — боясь спросить, что произошло, почему она снова стала такой печальной, отстраненной. Он просто держал ее за руку, чутко улавливая ее душевные терзания, и мужественно терпел — хотя больше всего на свете ему сейчас хотелось оказаться рядом с Артемом.

Рита нахмурилась, пытаясь угадать комбинацию цифр, — черт, как долго она не была у Машки! А если Машке так же необходим бывает иногда разговор по душам, как и ей, Рите? Сама Машка всегда оказывается рядом в трудную минуту — стоит только свистнуть… И только она, Рита, безжалостно обрушивала на Машку свои невзгоды и печали, вечно уходила от ее, Машкиных, проблем. Ссылалась на занятость… «И в самом деле, — подумала она, — иногда ты становишься занудой… Можно подумать, только у тебя так непутево жизнь сложилась…»

Она наконец-то вспомнила цифры. Нажала. Дверь, щелкнув, открылась.

Ник побежал вперед, перепрыгивая через две ступеньки.

Рита подоспела к тому моменту, как в ответ на дерзкие Никины трезвоны открылась дверь и Машка возникла на пороге.

— Привет, — обрадовалась она. — Я до последнего момента не верила, что ты, медведица, выберешься из своих листочков-лепесточков… Что, кстати, нового? Много набросали братцы-графоманы?

Она болтала без умолку, а сама смотрела на Риту с тревогой — от нее не укрылось, что Рита мрачна.

Рита пыталась скрыть душевное смятение за улыбкой, но понимала, что это жалкие потуги — улыбка-то наверняка выходила как у бедняги Пьеро…

Ник с Артемом уже смылись в заветную комнату, где Артем хранил свои богатства — святая святых мальчишек, куда во время игры не имели права входить взрослые.

Когда они остались одни, Машка спросила:

— Что случилось?

— Ничего, — попыталась увильнуть от прямого ответа Рита. — Все в порядке…

— Ага, — кивнула подруга, — прямо сразу верится… Поэтому у тебя такая физиономия, как будто ты приехала сюда на катафалке. Или встретила нечаянно баньши, размахивающую черным знаменем смерти…

— Примерно так, — усмехнулась Рита. — Примерно баньши.

И — замолчала.

Машка некоторое время соблюдала трагическую тишину, но потом не выдержала.

— Раз эта зараза тебе встретилась, — сообщила она, — придется выпить… Иного выхода нет. Избавиться от тлетворного смрада ее дыхания поможет только старая добрая «vodka»…

Она поднялась, достала из холодильника початую бутылку.

— Ты что! — испугалась Рита. — А дети?

— Дети? — приподняла удивленно бровки Машка. — Распутная! Ты предлагаешь еще и детям налить? Нет, пусть себе дуются в карты, с этим я уже ничего не могу поделать! Но уж от этого порока я постараюсь сохранить Артемона на долгое время… Лет на пять еще… Или — не выйдет? Ну, хоть на три года. Потом пусть приступает.

— Машка, мне же с Ником домой потом идти!

— Нормально, — хмыкнула Машка, разливая водку по рюмкам. — Если бы ты была без Ника, тебя могли бы забрать в трезвяк. А так — пожалеют. Скажут: «Бедный малыш! Пусть уж дома пьяная мамхен отоспится…» И даже довезут тебя до дома. Ритка! Прекрати трагически воспринимать жизнь, а? Ты создаешь проблемы там, где их особенно и нет! Ты знаешь, какое у тебя лицо последнее время?

— Какое?

— Жуткое, — выдохнула Машка, округлив глаза. — Зеленое и тоскливое. «Все бездны ада ей открылись, и не было спасения душе»… Вот какая у тебя рожа, простите уж за грубость, мэм! Сплошной кислый огурец, а не прелестное, радостное лицо молодой красивой женщины. Это плохо кончится… Морщины попрут прямо на твои розовые ланиты, и ты состаришься на моих глазах за год. — Она подняла рюмку: — Пусть им будет так, как они этого заслуживают, а нам — так, как этого заслуживаем мы!

— Неплохо ты перелицевала тост, — рассмеялась Рита.

Она выпила — водка обожгла ее горло, на глазах выступили слезы. И в то же время отчего-то стало не то чтобы хорошо — а просто легко. Свободно. Все по фигу…

— Вот так и спиваются люди, — печально констатировала Машка. — А насчет тоста… Может, они не самые плохие? Чего грешить попусту, желая им плохого-то? Как говаривал знаменитый герой романа про твою тезку — «зачем самой ручки марать? Пусть верхние люди сами решат, чего заслуживают наши недруги…»

Рита кивнула, соглашаясь.

И в самом деле? Разве угадаешь, какова доля твоей правоты, а какова — их?

— Даже в том, что мы разделяем мир на «своих» и «чужих», уже есть печать недоброго, — сказала она. — Все мы одинаковые… Каждый борется за свое место под солнцем…