Звездочка моя!

— Я Тигрмен, и я никогда-никогда-никогда не переодеваюсь. У меня нет одежды — у меня полоски! — заявил Ас. Он стянул с себя футболку, шорты и даже трусики и стал носиться вокруг стола голышом и рычать.

Клаудия чуть не плачет.

— Иди сюда, Тигрмен, — позвала его я. — Давай ты будешь мой маленький тигреночек, а я твой большой папа-тигр. Только ты должен меня слушаться, а не то я шлепну тебя своей огромной лапой.

Я поймала Аса, подняла его на руки и так фыркнула ему в живот, что он даже взвизгнул, хохоча.

Мы пошли в ванную, я смыла губкой сок, переодела его в чистое и устроила соревнование, кто громче рыкнет.

— Боже! Как вы расшумелись! Голова от вас болит! — воскликнула Маргарет, спускаясь по лестнице с завтраком на подносе. — С ума от этих детей сойдешь. Неудивительно, что ваша матушка в постели с мигренью. Стыдно, Солнце, вместо того чтобы в школу собираться, бесишься тут, будто тебе три года, и ребенка до истерики довела!

У меня аж в глазах защипало от обиды.

— Ну-ну, только без сырости, — успокоила Маргарет, проходя мимо.

Маргарет умеет обидеть. Из всех нас она любит только Конфетку, готовит ей сказочные тортики, делает шоколадное печенье и разрешает вылизать тарелку. Конфетка к ней вечно ластится: сядет рядом и давай рассказывать что-нибудь тошнотное: «Ах, Маргарет, я так тебя люблю! Ты самая лучшая на свете после моей мамы».

В итоге я отвела Конфетку в школу, а Клаудия потащила Аса в детский сад. Дети, увидев Конфетку, замахали ей и заулыбались, но она спряталась за мной и вцепилась в мою руку.

— Что такое? — с раздражением спросила я.

— Мама с папой снова поссорились, — пробормотала она.

— Да, знаю.

— Солнце… как ты думаешь, они разведутся?

У меня свело желудок. Лучше бы она этого не произносила.

— Ну конечно нет, Конфетка. Все мамы и папы ссорятся, — я попыталась сказать эти слова взрослым и уверенным голосом. — Даже не думай об этом.

— Папа вчера не вернулся. Я проснулась и пошла к маме и папе в комнату, а его там не было, — проныла Конфетка.

— Он, наверное, в клубе с друзьями засиделся, — предположила я. — Ты же знаешь, папа со своими друзьями-музыкантами как встретятся, так их и не дождешься.

Уговаривая Конфетку, я уговариваю себя. Но она все не улыбается и кусает губы. Причесана она криво, волосы растрепались (Клаудия не сильна в косичках), вокруг рта засохший апельсиновый сок. При этом она умудряется оставаться прехорошенькой.

— Иди сюда.

Я смочила слюной кусочек ткани и вытерла ей лицо.

— Уйди! — кричит она и вырывается, но как только я стерла следы сока, она снова ко мне прильнула. — Солнце, а если мама и папа разведутся…

— Я же сказала, что этого не будет.

— А все-таки… Что будет с нами? С кем мы останемся? С мамой или с папой?

— Они оба захотят забрать тебя, — ответила я. — Наверное, им придется разрезать тебя на две половинки.

Шутка вышла дурацкая, и Конфетка наморщила носик.

— Только не плачь! Я не то хотела сказать. Я неудачно пошутила. Конфетка, не волнуйся, они не разведутся, я тебе обещаю. И даже если это случится, то они по очереди будут общаться с нами. Например, неделю будем жить у мамы, а на выходные уезжать к папе. Как-то так.

— Но мы все равно будем жить дома, с Маргарет, Джоном, Клаудией и Асом? — спросила Конфетка.

— Ну конечно! — ответила я, и она успокоилась и побежала играть с друзьями.

Я плетусь длинным путем в свой класс. Звонок давно прозвенел, и я опоздала, но мне на это наплевать. Я думаю о папе, маме и о нашем доме. А еще я думаю о Городе-Гардеробе.

После занятий нас с Конфеткой забрал Джон (Аса после обеда забрала Клаудия). Джон, как обычно, дурачится по дороге, отпуская глупые шутки и веселя нас похрюкиванием. Конфетка хохочет, но на подъезде к дому она затихает и засовывает палец в рот. Папин «Ягуар» на месте. Я протираю глаза — действительно! Он вернулся, так что, может быть, все в порядке.

Мы вошли в дом: в холле цветы, в большой гостиной тоже. Запах лилий такой сильный, что у меня закружилась голова. Мама с папой рядом на большом кремовом диване, держатся за руки. Мама в обтягивающих белых брюках, белом кружевном топе с широким ремнем абрикосового цвета и золотистых босоножках на высоком каблуке. Папа весь в черном, на голове бандана абрикосового цвета, на пальцах три больших золотых кольца. Родители отлично смотрятся вместе и улыбаются, улыбаются, улыбаются, негромко отвечая на вопросы: у них одновременно берут интервью.

Я отступила назад, заметив фотографа, который ставит оборудование, но Конфетка тут же почувствовала себя в своей стихии.