Признаюсь, теперь я предпочел бы спокойно умереть, чем продолжать драться, но я понимал, что надо все-таки показать себя. Ведь до сих пор это не походило на драку. Форест просто избивал меня. Решив стукнуть его, пока он стоял спиной ко мне, я пару раз быстро рубанул ребром ладони ему по шее и сразу отступил к письменному столу. Форест повернулся и бросился за мной. Его лицо исказилось от боли, а голова склонилась под необычным углом. Я коснулся края стола, когда он снова замахнулся на меня, и вовремя отдернул голову: удар пришелся по моему плечу. Правой рукой я схватил со стола тяжелое пресс-папье и гвозданул им по лбу Фореста. На несколько мгновений он замер как изваяние. Его глаза остекленели. Я опять стукнул ребром ладони Фореста по лбу, и он упал навзничь. Я приготовился дать ему пинка при первых признаках решимости продолжить драку. Но он таких признаков не проявил.
И тут я почувствовал острую боль от нанесенных им ударов. Казалось, солнечное сплетение превратилось в одну огромную ссадину, в паху ныло. Я надел рубашку и пиджак, налил себе выпить, потом перешагнул через Фореста и открыл дверь.
В коридоре стоял встревоженный Сэм Айкман. Харриет не было видно.
— Что, черт возьми, вы сделали с Форестом? — прохрипел Сэм. — Не убили его?
— Только не спрашивайте, как обработал меня Форест, — с горечью парировал я.
— Значит, вы все-таки его избили! — Сэм уставился на распростертое тело Фореста.
— Как бы не так! — воскликнул я. — Он просто потерял сознание, вот и все. Может, я немного вправил ему мозги, но это принесет только пользу.
— Вы уверены, что с ним ничего не случится? — В голосе Сэма звучала явная тревога.
— Уверен. Пусть одна из девушек ублажит его, как и в прошлый раз.
— Вы считаете возможным оставить его на полу в таком состоянии? Не вызвать ли к нему доктора?
— У вас вполне бравый вид, — бессердечно заметил Сэм. — Если не считать шишки на голове.
— Скажите, почему, черт подери, вы так беспокоитесь за Дейла Фореста? Раньше я был твердо убежден, что вы считаете его отпетым негодяем. Вы даже просили меня прикончить этого парня.
— Но я почти уговорил его, — сообщил мне Сэм. — Когда вы пришли, мы обсуждали условия. Поэтому я и не мог прерваться.
— Какие условия?
— Я предложил ему сыграть главную роль в моем новом фильме вместе с Амандой, — пояснил Сэм. — Конечно, я по-прежнему ненавижу этого ублюдка, но эмоции не должны влиять на сделки. Как только он поставит в контракте свою подпись, я непременно добуду необходимые деньги!
— Да здравствует Голливуд! — уныло воскликнул я. — А как отнесется Аманда к тому, что Форест будет исполнять главную мужскую роль?
— Полагаю, без особого энтузиазма, — признался Сэм. — Но она доверяет мне. И если я скажу ей, что так надо, она пойдет на это.
Я взглянул на его мясистые пальцы, поросшие черными волосами.
— Мастер расправляет помятую кинопленку? Не так ли назвал это Форест?
— Я не намерен спорить с вами, Холман, — нетерпеливо бросил Сэм. — Кстати, зачем вы пришли сюда?
— Просто хотел обсудить с вами, как лучше объяснить Аманде, что это не вы звонили. Ведь она считает, что вы нашли средства для финансирования нового фильма. Но, видимо, этой проблемы больше не существует.
— Вы правы, — холодно подтвердил Сэм. — Поэтому ничто не мешает вам убраться отсюда к чертовой бабушке!
Я допил спиртное, решив не обращать внимания на то, что Сэм выставляет меня из дома. Через несколько секунд я оказался в прихожей. У открытой двери в гостиную стояла Харриет. В одежде я с трудом узнал ее.
— Как вы чувствуете себя, Рик? — спросила она.
— Жив курилка.
— А что с Форестом?
— Он тоже пока не окочурился.
Ее передернуло.
— По-моему, он маньяк! Не понимаю, почему Сэм пускает его в дом.
— Он нужен Сэму для съемок нового фильма. Без Дейла ему не видать и денег.
— О! Тогда другое дело. Значит, у Сэма нет выбора.
— Любопытно, будет ли выбор у Аманды Уэринг? — пробормотал я.
— Ну… — Она усмехнулась. — Рада, что вы не пострадали, Рик, спасибо, что не пренебрегли мною.
— Благодарю за доставленное удовольствие.
— Мне было приятно, — сообщила Харриет. — Не то чтобы потрясающе или великолепно, а просто приятно. Пока это продолжалось. Но в сущности, ничего особенного.