Год 1928. Март
Британская Индия
… Из-за деревьев несло сыростью и чем-то еще, что сдохло там неделю назад и за эти семь дней наполовину сгнило. Аромат стоял такой, что скрыться от него никакой возможности не представлялось. Да и где скрываться? Товарищ Озолинь огляделся. Вокруг, сколько можно было видеть, тянулось болото и другого более-менее сухого куска земли, чтоб лечь и вытянуть ноги, рядом не было. Ничего тут не было, кроме болотной вони и бесчеловечно красивых цветов в зарослях зеленых веревок и звенящей неизбывной злобой комариной стаи над головой.
Странная страна – Индия. Странная и страшная… Дышать нечем – душно, а уж крокодилы с комарами да змеями… Люди– черные.
Вспомнив о местных жителях, зло ощерился.
Конечно пролетарский интернационализм вещь правильная, только отчего-то тут не всегда выходило так, как полагается в теории. Он поймал себя на крамольной мысли и тут же поправился. Ну, этому-то конечно объяснение есть – сколько лет тут англичане эксплуатировали туземцев, морочили им головы.
Надо же, никто из местных крестьян в проводники наниматься не захотел. Никто! И кому отказали? Командиру отряда имени товарища Ригден Джапо! Буддисты, называются… Ну ничего… Сами с усами, справимся. Найдем нужное место. Заложим там город-сад на горе капиталистов всех цветов кожи…
Что говорить – тяжко. Тяжко! Но ведь возможно! Так как для большевиков вооруженных всепобеждающим учением Ленина-Сталина вообще нет ничего невозможного…
Рядом послышался шлепок. Его товарищ, Фима Бургис прихватив двумя пальцами, рассматривал здоровенного, в половину воробья, комара. Заметив раздраженный взгляд командира, улыбнулся обезаруживающе и объявил:
– Здешний комар против нашего в большом теле, но по части массовости и свирепости, безусловно, уступает советскому сибирскому гнусу.
Комар оглушено шевелил лапами, и непонятно было – толи помирает, то ли собирается с силами. Товарищ Озолинь шутки не принял, отвел глаза, сплюнул в болото. Индия, одним словом…
– Да ты патриот, я смотрю, товарищ Бургис…
Его комары тоже жрали и он пытался отмахаться от них какой-то веточкой. Не березовой, конечно. Ветка была какая-то чудная – гибкая как осьминожье щупальце и сок её жег пальцы.
– А по мне, что не комар – то кровопийца. А у кровопивцев, как учат товарищи Маркс и Энгельс, национальности не бывает.
– А бывает ОГПУ и Особое совещание…
Ох, тяжко в Индии…
Год 1928. Апрель
СССР. Тверская область
…Прозрачный круг пропеллера, деловито рокоча, взбивал прозрачный воздух, превращая его в холодные струи и отбрасывая назад. Впереди, за винтом аэроплана, мир обнимало бело-голубое небо. Хоть и холодное, но уже весеннее. Во всяком случае, по-весеннему бело-голубое.
Красвоенлет Федосей Малюков знал, что под брюхом машины есть и размокшая от весны земля, и лужи, и грязь, но сейчас ей-богу было не до этого. Он слегка потянул штурвал на себя и машина, взвыв мощным двухсотсильным мотором, рванулась вверх, словно радовалась этому небу и этому солнцу вместе с ним. От восторга он заорал в голос, и поток встречного ветра утащил за собой его длинное «А-а-а-а-а», смешав звуки с холодным воздухом.
По полку пошел слух, что в скором времени на аэропланы должны поставить новейшей разработки рации и тогда вот так от души не порешь. Но пока еще можно.
Радость полета распирала его и, не сумев сдержаться, он бросил аэроплан из «горки» в «штопор», а затем в «мертвую петлю». Небо и земля поменялись местами. Над головой мелькнуло белое на грязной едва-едва оттаявшей земле здание поста управления полетами, темно-зеленые квадраты палаток. Тренированный глаз уловил там движение. Разглядеть того, кто выбежал на летное поле он не успел, хотя гадать нужды не было. После его воздушного хулиганства это мог быть только товарищ Бехтерев, орденоносец, комполка… Или комиссар товарищ Зямшиц. Хотя нет. Комполка сейчас наверняка на «Троцком».
Педаль, штурвал. Машина завалилась на крыло и пошла на разворот. Вот он!
Мишень– полотняный конус – тащил за собой древний по авиационным меркам аэроплан. Такой древний, что впору было списать его еще лет десять назад, но ни у кого рука не поднималась. Шутка ли дать распоряжение на списание аэроплана, числящимся под названием «Орел Энгельса»?
Да у кого из красвоенлетов на такое рука поднимется?
Энгельс, конечно, был не тот. Не настоящий, хотя как сказать…