— Вы делаете ошибку, Рудольф, — Кэс поставил бокал на стол, — теоретическую ошибку. Все же миром движет именно материальное производство и возникающие в его процессе трудовые отношения. Изобретение паровой машины? Ведь единого изобретателя и не было! Ее изобрели независимо друг от друга несколько человек, другие усовершенствовали, третьи довели КПД до необходимого. Да что там, прообраз паровой машины был изобретен еще в Древнем Риме, но там он никому не понадобился. Понимаете, что я хочу сказать? Если бы один из изобретателей паровой машины умер, ее изобрели бы другие. То же самое происходило с любым открытием и изобретением — когда научная мысль подойдет к определенному рубежу, его обязательно преодолеют. Наша теория общества, Рудольф, предполагает, что способности человека, его разум — это константа. Нет никаких героев и мудрецов, этаких атлантов, держащих небо на плечах — все трудящееся человечество держит это небо. Никакого особенного значения талант и гений не имеют — потому что всегда найдутся другие таланты и гении. В СТК, благодаря воспитанию, таких было много…
— С вашей точки зрения, я допускаю ошибку, — холодно улыбнулся Рудольф, — но однако, Саванта существует, а СТК мертв!
Кэс некоторое время смотрел на него ничего не выражающим взглядом.
— Хорошо, не будем об этом, — сдался он, — но сейчас идеология Саванты не претерпела особых изменений?
— Нет. Некоторое время мы придерживались принципов СТК, но затем… конечно, товарно-денежные отношения у нас возникнуть не могли, мы не на том уровне, у нас репликаторы под рукой. Производство не нужно. Однако информация, некоторые важные технологии были доступны не всем, поэтому пришлось ввести общий эквивалент и торговлю. То есть деньги. Вы понимаете, что демократия как таковая нарушала бы принцип интеллектуалократии — мы не можем позволить, чтобы необразованные массы диктовали свою волю. Все же голос человека образованного, Ученого должен весить значительно больше, чем голос того, кто не желает учиться. Со временем различия между Учеными и теми полуобезьянами, кто не может использовать мозг по назначению, лишь выросли. Это неизбежно, Кэс. Это, в конце концов, продолжение эволюции — не все особи способны к следующему ее витку.
Кэс молча глядел в вороненую поверхность керамической вазы.
— Ну а если мы, предположим, останемся у вас, — сказал он наконец, — на какой статус в вашем обществе мы можем рассчитывать? Мы не закончили ваших университетов.
Рудольф улыбнулся.
— Мы не формалисты. Вы, несомненно, Ученые, раз занимались исследованиями Космоса. Вам будет предоставлена возможность овладеть нашими знаниями. Я уверен, что мы договоримся и о материальной стороне дела. Не беспокойтесь за ваш экипаж, Кэс!
Тем временем Чин гуляла по западному крылу замка, где были расположены биологические лаборатории Кора Атейроса.
— Я ведь не биолог, — сказала Чин, — то есть, конечно, у меня есть общебиологическое образование, но моя профессия — биоинженер, инженер систем жизнеобеспечения. Я разбираюсь в гидропонике, в растениях, в производстве белка, углеводов, кислорода. Но молекулярка… генетика… знания только самые общие.
— Ничего страшного, — улыбнулся Кор, — у нас ведь не экзамен. Но вам интересно?
— Да, конечно!
— А вот мой виварий, взгляните, — створки высоких дверей распахнулись, Кор первым шагнул в обширное помещение, которое заполняли клетки из силовых полей с самыми разнообразными представителями фауны.
— Я работаю над проблемой бессмертия, — заявил Кор, — и конечно, объекты мне необходимы. Мы достигли значительных успехов. Вы же знаете, что эта проблема не была решена и в СТК.
— Да, — Чин остановилась перед просторным вольером, где среди домиков и соломенных куч бегали забавные белые мышки, — я понимаю. Меня, правда, удивляет, что вы используете животных. Кажется, по мере развития науки в СТК отошли от живых объектов вообще. Ведь есть электронное моделирование, и есть клеточные колонии. Это проще, да и гуманнее, чем использовать существ с высокоорганизованной нервной системой.
— Ну перестаньте! — отмахнулся Кор, — сколько бед потерпела наука, сколько открытий не было совершено из-за безмозглых псевдогуманистов, жалевших бедных мышек и собачек!
— Да я их не жалею, я говорю о том, как было в СТК! Там отошли от таких методов.
— А зачем, Чин? Объясните, зачем отходить от надежных и удобных методов экспериментирования на животных? Даже если есть другие пути. Это просто удобно!
Чин пожала плечами. Они проходили мимо обезьянника — мартышки незнакомого вида, не то местного, не то выведенного в лаборатории, весело скакали по ветвям. В одной из маленьких клеток сидела обезьянка, больная на вид, и тяжело дышала.
— А вот наша клиника, — объявил Кор, раскрыв следующую дверь. Чин заглянула туда.
В широком зале на койках вдоль стены сидели и лежали несколько десятков человек в пижамах разного цвета. Все они принадлежали к той же расе, что и слуги во дворце — маленькие и тщедушные. Медсестры той же расы бесшумно двигались среди больных, ухаживая за ними.