Звездопад. Похороны шоу-бизнеса

– Даже не пятьдесят процентов, а семьдесят-семьдесят пять, еще на ребенка полагается. Ты, что, законов не знаешь? Вы же вместе работали, наживали имущество, а если будете разводиться, придется делить. Вспомни, сколько Гафт при разводе отдал, голым остался из-за своей шалавы.

– Ебаный в рот… точно… – Я прямо-таки осел. – Так она же ни копейки в дом не принесла. Не работала никогда… Она же нищая была…

– Это ты суду объяснишь. – Усмехнулся Палыч.

– Нда…

Я даже не подозревал, что дело может принять такой оборот. Отдать этой мрази имущество? Отдать ей деньги? Отдать ей то, что я зарабатывал потом и кровью? Я спал по четыре часа в день, чтобы приумножить свое состояние хотя бы на доллар, а эта сука валялась на диване и жирела, смотря телик… Нет, нет… этого точно не будет!

– И что же ты предлагаешь? – спросил я, глядя в глаза Палыча, в которых играли дьявольские огни. – Что?

– Эх, Феликс. – Зловеще оскалился он. – Это уж ты сам решай.

– Неужели… – Задумался я. – Неужели валить ее?

– Говорю же – решай. – Улыбнулся он еще шире.

– Знаешь… – Сказал я. Время встречи подходило уже к концу. – Я подумаю…

– Ага. – Кивнул Палыч. – Особо только не затягивай. Сам понимаешь, почему… Вдруг она уже сама подала на развод.

Я суховато пожал ему руку, вышел из кафе, в полном ауте сел в машину и поехал домой.

38

Следующие дни и ночи я придумывал план казни Марины. Убрать, да, убрать – такое сладкое слово. Палыч в точности озвучил мою идею последних дней. Мне всегда хотелось избавить свою жизнь от этой суки, а теперь, когда иного выхода нет, особенно.

Я долго ворочался в кровати, придумывая наиболее изощренные способы убийства. Интересно, какой вариант лучше? Просто вальнуть толстуху и сбросить труп в Москву-реку? Нет, слишком просто, к тому же я не увижу ее мучений. Она должна была ответить мне за унижение. Отпилить ноги ножовкой и долго пытать? Фи, совершенно неэстетично. Закопать на окраине Москвы и залить могилу цементом, оставив лишь дыхательную трубку? Слишком уж в стиле плоских криминальных боевиков, да еще и рискованно.

Я прорабатывал самые парадоксальные варианты. Я смаковал варианты с кислотой, жидким азотом и денатуратом, переваривая всю эту адскую смесь в моей голове. Я представлял, как Марину заливают при мне кислотой; она содрогается в предсмертных судорогах, а я смотрю и молчу, а циничный Палыч советует ей в следующий раз употреблять побольше косметики. Или другой вариант – при мне из нее начинают выкачивать жир. Из живой. А что, симпатичная фантазия.

Скальпели, надрезы, пытки… Как-то все было слишком непрактично. Я был уверен, что за любой такой сценарий Палыч и его ребята потребуют кругленькую сумму. Им все равно, что делать, лишь бы человек хорошо платил. Впрочем, а разве деньги – не для того созданы, чтобы человек мог позволить себе маленькие удовольствия? Деньги мои, я их хозяин.

Сколько еще разных вариантов приходило мне в голову! На самом деле, я не был сторонником жестокого убийства. Мне не хотелось причинять ей боль, наоборот, я даже боялся картины уродства. Я хотел, чтобы она выла от унижения, злобы, чтобы во время всего процесса казни надеялась, что может спастись, но потом я все равно бы ее прихлопнул. Я хотел видеть все, что она будет чувствовать: ужас, злобу, отчаяние, ненависть и мольбу. Я хотел, чтобы она боролась, боролась до последнего – при мне, – а потом, потом для нее все было бы кончено…

Иногда я вдруг задумывался о том, что я прожил с ней почти двадцать лет, что я когда-то любил ее, что она мать моего ребенка. Но как только я вспоминал страшные удары ногами по голове и животу, как только видел себя, беспомощного, без сознания, которого целенаправленно добивает грузная, неопрятная тварь, я сразу же закипал и с новыми силами начинал придумывать план мести.

Только вдуматься. Эта гадина тиранила меня, целенаправленно уничтожала мою жизнь, тупо тратила мои бабки и считала меня конченым мудаком. Ее родственники постоянно тюкали меня, несли всякую хрень. Она даже не давала мне воспитывать моего сына – моего единственного сына, первенца, мою плоть и кровь. Поэтому из него и выросло то тупорылое наркоманское существо, которым он стал. Она не давала мне свободы выбора, постоянно «пилила». А теперь еще, лежа на диване, претендовала на половину состояния. Нет, я не мог такого допустить.

Я взял листок и стал записывать плюсы и минусы, разделив листок на две части. Колонка минусов была исписана до конца страницы, плюсов были буквально единицы.

Слишком хорошо было этой суке сейчас. Наверное, расставшись со мной, она нежилась на нашей огромной постели стоимостью 10 тысяч баксов с каким-нибудь молодым любовником-стриптизером из «Красной шапочки», пропивала мои денежки, кайфовала от того, что я ей не мешаю… Наверняка уже пересчитывала в уме миллионы, которые она у меня отсудит… Надо было ее уничтожить, уничтожить так, чтобы перед смертью она поняла все, и в первую очередь – свою главную ошибку.