Когда я объяснил Палычу свою просьбу, браток удивленно хрюкнул, но согласился. Мы стали искать мусорные мешки. Потом нашли на антресолях какое-то старое зеленое одеяло. Упаковав туда «мумию», мы обвязали труп веревкой. Примерно через полчаса подъехали ребята и погрузили тело в джип. Наблюдая за этим я плакал и внутренне прощался с НЕЙ…
52
Ночь, Ленинградское шоссе, лес. Осторожно выхожу из машины и направляюсь вглубь. За мной, кряхтя, следует двухметровый Палыч. Он тащит на своих плечах тело Полины.
Мы проходим метров сто, может быть, двести. Под ногами хрустят ветки, мерзко чавкает слякоть. По гулкому дыханию в спину я понимаю, что Палыч устал. Когда мы подходим к большому, в темноте напоминающему причудливого лешего, дубу, я останавливаю Палыча и говорю:
– Все, спасибо. Дальше я сам.
– Уверен? – недоумевает браток.
– Это мое дело. Я его начал, я его и закончу. Ты пока займись вторым вопросом, хочу решить все к утру.
– Сделаем. – Таращится на меня Палыч. – Я отзвонился своим еще два часа назад, на обработке.
Расправив затекшие плечи, Палыч кладет мешок с Полиной, на мягкую и немного влажную траву. Несколько секунд он пристально смотрит на меня – будто хочет что-то сказать, но я, глубоко вздохнув, взваливаю тело Полины на спину и говорю:
– Ладно. Я пошел.
– Давай. – Палыч помогает мне водрузить труп поудобнее и хлопает по плечу напоследок.
– Ага. – Говорю я с какой-то грустной улыбкой.
Когда браток скрывается из вида, я перехватываю мешок руками поудобнее и продолжаю шагать в лес. Вокруг ни души, одни лишь голые, поблескивающие во тьме, деревья. Я постанываю от усталости: тело Полины давит мне на спину. Мертвая, она мне кажется слишком тяжелой для той грациозной девочки с грустными серыми глазами, к которой я так привык. От непривычной нагрузки ноет поясница, гудят ноги, наливаясь свинцом. Силы кончаются, я хриплю, но продолжаю идти дальше, пока, наконец, не выхожу на небольшую опушку. Здесь я решаю ее похоронить.
Прощай, любимая, прощай… На глазах выступают слезы…
Из квартиры я предусмотрительно захватил спички и небольшой флакон с бензином. Походив вокруг, я вскоре нашел достаточное количество веток и хвороста, а также внушительные бревна, вполне подходящие для того, чтобы разжечь хороший костер. Сложив собранные дрова в кучу вокруг здоровенной осины, которую, как видно, повалила недавняя гроза, я аккуратно полил все это бензином, после чего поджег.
Собранный мной костер запылал очень быстро. Несколько минут я грустно смотрел, как разгораются и шипят слегка влажные ветки. Наконец, когда стол пламени шумно взлетел вверх, я решил, что настало время приступить к основной процедуре.
Осторожно, стараясь не испортить ритуал, я достал из кармана маленький ножик и разрезал черный пакет. В последний раз я смотрел на лицо навечно уснувшей Полины. Даже мертвая, даже изуродованная мной, она казалась мне такой красивой, такой печальной и, как всегда, недоступной. Она напоминала Белоснежку, навеки заснувшую в своей сказке – сказке вечных надежд, вечной мечты о свободной жизни, вечной игры в вечном театре, где нет этих никчемных рамок и условностей гнусной жизненной сцены.
Я потратил немало усилий, чтобы красиво положить тело Полины в костер. Дабы огонь поглотил ее быстрее, я подкинул в костер еще несколько веток. Вскоре тело Полины начало гореть. Сначала запылали волосы, потом остатки одежды, затем руки, ноги и лицо. Наконец, ее всю покрыл огонь, пламя жадно поедало ее кожу, а дым разносил вокруг запах горелой плоти.
Я сидел на корточках и смотрел на это зрелище. Мне казалось, что Полина продолжает смотреть на меня. Ее глаза, даже когда они лопнули и превратились в пустые выжженные глазницы, все равно наблюдали за мной. Они трогательно звали меня о помощи и признавались в самой настоящей любви. Любви, о которой я так мечтал и которую так и не смог оценить.
Я посмотрел на небо и мысленно обратился к нему с мольой о прощении. Как будто услышав меня, по темному небу покатилась звезда… «Звездопад, – подумал я, – а эта маленькая летящая звездочка – Полина, она покидает этот мир и летит к лучшей жизни. Но настоящий звездопад еще впереди…» В этом я был абсолютно уверен…
Костер все пылал и пылал. Стало тепло, потом жарко. Не помню, сколько я сидел и наблюдал за происходившей церемонией. По-моему, я провел у костра часа два. Когда я очнулся от своих мыслей, уже светало, в небе показались светло-желтые лучи солнца. На опушку начал проникать расцвет…
«Солнце и огонь. Огонь символизирует очищение, солнце – надежду на новую жизнь». – Почему-то подумал я.
Тем временем, света вокруг становилось все больше и больше. Надо было идти. На горизонте послышались длинные сигналы машины. Я резко вскочил.
Тут же зазвонил мобильник.
– Алло? – взял я трубку.
– Феликс. – Услышал я голос Палыча. – Приехал объект.
– Хорошо. Через пять минут буду.
Последний раз посмотрев на догорающий огонь, я поклонился костру и двинулся к шоссе.